Шимун Врочек - 13 монстров (сборник)

Тим не знал, сколько прошло времени, десять минут или час, когда из тумана, со стороны бора, раздался хруст веток, а потом мелодичный тихий звук, словно быстрая вода перекатывала мелкие камешки.

Это не собаки! Это, черт возьми, не бродячие собаки! Собаки не будут нападать на взрослого мужика с ружьем! А если и нападут, то не смогут сделать с ним того, что стало с Асханом. При этом воспоминании Ник содрогнулся. Цветок алой розы на месте головы – единственное сравнение, что приходило ему в голову.

Ружье Асхана оттягивало плечо – схватил непроизвольно, благо оно лежало рядом.

И это не какая-то там лисица! Это труп взрослого мужика! Да что за тварь, которая так может изуродовать?! Неужели она напала на Асхана настолько стремительно, что тот даже не успел выстрелить? Ведь ружье-то заряжено.

Всхлипывала и подвывала Наста. Поначалу она упиралась, все рвалась вернуться к покойному, но Ник целенаправленно тащил ее, спотыкающуюся и исцарапанную, к базе.

– Ниче-ниче, девонька, потерпи, – бормотал он, то ли для нее, то ли себя успокаивал, – сейчас детишек заберем да в город поедем. Все будет нормально, родная моя.

Черт, даже не оставил детям записку! Что они могли подумать? Вдруг решат искать его?

«Ты не успеешь их спасти!» – проскрипел в голове голос жены.

– Успею! – крикнул он. Обернулся на Насту, но та клокотала и выла, вряд ли она вообще понимала, что вокруг происходит и что делать. Вряд ли это понимал сам Ник.

Дверь в коттедж открыта. В прихожей – осколки стекла. Дети!

– Ти-и-им! Алена! – закричал Никита, заглядывая в комнаты.

Везде было пусто. Может, они в администрации? Да, конечно!

Наста уперлась головой о стену, ее ноги подкосились, и она осела в угол.

– Давай же, девочка! Найдем детей и уедем отсюда!

Но «девочка» уже давно потеряла связь с реальностью и смотрела в одну точку. Волосы прилипли к мокрому лбу, лицо опухло.

«Брось эту соску!» – прозвучало в голове.

Надо найти Тима с Аленой, потом подогнать машину и валить, валить как можно дальше!

Выскочил на улицу. Прикинул, в каком направлении администрация, и рванул сквозь белесую пелену, которая даже и не думала спадать. Взлетел по ступеням. Снова позвал детей. Громко, до рези в горле. «Тебе надо успокоиться, – прошептал он, – они не могли далеко уйти».

Внутри было сыро, холодно, а главное, безлюдно. Женский голос в голове захихикал:

«Потерял детишек?»

Никита сдавил зубы, сильно, до скрежета.

«Ты не только негодный писака, ты еще негодный отец!»

«Это ты! Ты негодная мать!» – взревел Никита и ударил кулаком по стене. Удар отозвался звоном в холодильнике, что стоял в углу. Белая дверца медленно открылась.

«Слабак, – заключил голос. – Слабак! Слабак! Слабак!!! Даже пить не смог бросить, алкаш. Каждый день думаешь об этом».

Ноги сами принесли к холодильнику. Тусклый прямоугольник света был похож на вход в другой мир. Такие сцены показывают в фильмах, где рядом с домом приземляется летающая тарелка и в окна и двери льется поток чистого сияния.

«Струсил, решил для храбрости принять», – съязвил голос.

«Да, решил! А ты заткнись! Заткнись!»

В руке оказалась початая бутылка красного, Никита одним движением сорвал пробку и присосался к горлышку. В животе теплело, все нутро заполняла живительная энергия. Чувство вины захлебывалось в ароматной жидкости.

Наконец Никита оторвался, чтобы сделать глубокий вдох. В теле появилась легкость, даже ружье стало почти невесомым. Хор-рошо!

Он прислушался: голос молчал.

Пора! Дети сами себя не найдут!

Снаружи раздался крик. Алена?!

Ник вывалился на улицу. Вино, после долгого воздержания, быстро ударило в голову, отчего водянистый туман, окружавший базу, мыс, а вместе с ними и весь мир окрасились в теплые пастельные тона.

Побежал туда, где, как ему показалось, звучал голос. Действительно, за границей видимости хлюпало, как хлюпает стоптанный ботинок в грязной луже. Разглядел темное пятно среди молочной пены: не Аленка – Наста. Девушка будто присела и обняла колени. Она чуть покачивалась в такт хлюпающему звуку.

– Ты кричала? – Никита приблизился.

В ответ – молчание.

– Эй?

Наста не глядела на него. Из-за ее уха протянулось багровое ветвящееся ожерелье. Никита не мог припомнить, видел ли он его. Девушка пригнулась к земле, будто что-то сдавило ее. Она стала похожа на кентавра, у которого снизу – человек, а сверху… У Никиты возникало все больше сомнений в нормальности происходящего. Туман над ее головой расслоился, и верхняя часть кентавра окончательно обрела форму. На шее Насты сидело белое существо. Глаза его – два бельма, окаймленные розовыми капиллярами, а рот был похож на свежую рану. Существо вытащило руку с веером длинных когтей из-за спины девушки, и та обмякла, свалилась лицом вперед. Ее позвоночник (Никита никогда не видел позвоночник вживую, но почему-то был уверен, что это он), как гребень древнего ящера, выпростался из-под разодранной одежды.

Никита, не целясь, даже не прижимая приклад к плечу, рванул спуск: с грохотом вспыхнул и задымился ствол, запахло порохом. Рядом с Настой было пусто.

– Тварь! – взревел Никита, то ли обращаясь к туману, то ли к неведомому существу, скрытому в нем. Вскинул ружье и прицелился.

– Выходи! – мушка скользила по клубящейся мгле.

Что-то отделилось на секунду от тумана, и Никита послал туда второй заряд, на этот раз звук получился глухим.

– Я тебя закопаю, урод! – выплюнул Никита.

Туман в ответ зашуршал сухой хвоей. Слева. Справа. Ружье прыгало вслед за звуком. Капля пота обожгла холодом висок. Затихло.

Никита часто дышал. Истошный нечеловеческий крик над ухом оглушил его. На плечи упала тяжесть, резкая боль проткнула мышцы. От осознания того, что тварь прыгнула ему на спину, он тоже пронзительно завопил. Десятки мелких, острых как иглы зубов впились в шею, когти разорвали кожу на спине, а Никита продолжал кричать, пока поднявшаяся в горле кровь не хлынула изо рта.

Со стороны базы донесся долгий приглушенный крик. Тим вздрогнул. Закусил губу. Наверное, всё-таки показалось. «Стук-стук», – колыхался туман.

Медленно вышла Аленка. Она появлялась по частям: сначала ноги – туман скрывал верх, потом марево поднялось до груди, следом – поджатые губы, и вскоре вся она оказалась перед Тимом. Дрожащая, нахохлившаяся, как замерзший воробей. На ее плече лежала рука. Тим обрадовался: папка! Папа жив! И тут же заткнулся. Нету у папки такой руки, у него большая и волосатая, а эта – желтая и покрытая пятнами. Чужая была рука.

Сестру вел высокий человек. Его одежда, длинный балахон, была увешана костяными и деревянными амулетами, такими же, как те, что висели в лесу. Широкая, куда шире Аленкиной, шляпа скрывала лицо. Он поднял голову. Это оказался старик, с кожей, иссеченной глубокими морщинами, Тим даже не был уверен, что бывают такие старые дедушки.