Клайв Баркер - Тьма

– Джек выиграл! – объявила девочка, и это удивило меня: ведь я не называл своего имени. – Джек – победитель! – Она припала ко мне и крепко обняла. Потом выпрямилась и сунула выигравшие карты в нагрудный карман моей куртки. – Вот, держи, можешь взять их себе. В память о том, как весело нам было. Не волнуйся, в колоде все равно не хватает и других карт. Я не сомневалась, что ты выиграешь!

– Конечно, – сказал мальчик. – Сначала ты придумываешь такую игру, что никто, кроме тебя, ничего не понимает, а потом подыгрываешь тому, кого выберешь.

Она засмеялась заливистым смехом, и у меня похолодел затылок. Но еще до этого смеха я догадался, с кем играю в карты.

– Это мой секрет. Если хочешь избежать проигрышей, играй только в те игры, что придумал сам, – сказала она. – Ну, давай, Джек. Спрашивай обо всем, что хочешь. Это твое право.

– Как мне попасть домой, не возвращаясь прежним путем?

– Это просто. Иди по тропе, что ближе к табличке «КУДА УГОДНО», и она приведет тебя туда, куда тебе будет угодно. На ней так и написано. Только ты должен быть уверен в том, что действительно хочешь прийти в коттедж, а иначе можешь не попасть туда.

– Понятно. Спасибо. Интересная игра. Я не совсем понял правила, но все равно было весело. – И я перелез через бревно.

Я не успел отойти далеко, когда она окликнула меня. Я оглянулся: она и мальчик сидели бок о бок, облокотившись о бревно и глядя мне вслед.

– Ты забыл, – напомнила она мне. – Ты можешь задать вопрос и ему.

– Я вас знаю? – спросил я.

– Нет, – ответил мальчик. – На самом деле ты нас не знаешь.

Рядом с машиной моих родителей стоял «Ягуар». Его салон был отделан полированным вишневым деревом, а сиденья выглядели так, будто на них никогда никто не сидел. Машина словно минуту назад выехала из салона. Через вершины деревьев на двор падали косые лучи заходящего солнца. День клонился к вечеру. Я поверить не мог, что уже так поздно.

Я взошел на крыльцо, но только протянул руку к двери, как из дома мне навстречу вышла мама – по-прежнему в маске сексуальной кошечки.

– Почему ты без маски? – спросила она. – Куда ты ее дел?

– Выбросил, – ответил я.

Я не сказал ей, что повесил маску на ветку, потому что стеснялся ходить в ней. Теперь же мне вдруг захотелось снова надеть ее. Не знаю почему.

Она беспокойно оглянулась на дверь, потом присела на корточки передо мной.

– Знаю. Я следила за тобой. Надень-ка вот это. – Она протянула мне маску из прозрачного пластика – ту, что утром носил отец.

Несколько секунд я смотрел на маску и вспоминал, как испугался, увидев ее впервые, и как она смяла папино лицо в нечто холодное и чужое. Но когда я натянул ее на голову, она подошла мне как влитая. Внутренняя поверхность маски все еще хранила слабый аромат, присущий отцу запах кофе и морской свежести лосьона после бритья. Я с удовольствием вдохнул – близость отца действовала на меня успокаивающе.

Мама сказала:

– Мы скоро уезжаем. Пора домой. Только дождемся, когда закончится оценка. Иди в дом, собери свои вещи. У нас всего несколько минут.

Я прошел за ней внутрь, но остановился сразу за порогом. На диване в большой комнате сидел отец, без рубашки и босой. Его тело выглядело так, будто его подготовили к хирургической операции: пунктиром и стрелками кто-то отметил расположение печени, селезенки, кишечника. Его лицо ничего не выражало, глаза смотрели в пол.

– Папа? – позвал я.

Он поднял глаза, перевел их с мамы на меня и обратно. На лице не отразилось ни единой эмоции.

– Ш-ш, – шепнула мне мама – Не мешай папе, он занят.

Справа от меня застучали по деревянному полу каблуки – из спальни появился, оценщик. Я почему-то думал, что оценщик – мужчина, но это оказалась женщина средних лет в твидовом пиджаке. В ее курчавых волосах соломенного цвета проглядывала седина, у нее были строгие, величественные черты лица – высокие скулы и выразительные изогнутые брови английских аристократов.

– Вы нашли что-нибудь интересное для себя? – спросила у нее мать.

– У вас есть несколько весьма любопытных вещиц, – ответила оценщица. Ее взгляд остановился на голых плечах моего отца.

– Я рада, – кивнула мама. – Не обращайте на меня внимания. – Она легонько ущипнула мою руку и скользнула мимо, шепнув мне на ухо: – Остаешься за хозяина, детка. Я сейчас вернусь.

Мама кивнула оценщице, из вежливости улыбнулась одними губами и скрылась в спальне, оставив нас втроем.

– Я с прискорбием узнала о смерти Антона, – обратилась ко мне оценщица – Ты скучаешь по нему?

Вопрос прозвучал столь неожиданно и прямо, что я растерялся. Возможно, дело было в ее интонации: вместо сочувствия в ней слышалось плохо скрываемое любопытство, желание посмаковать чужое горе.

– Немного. Мы редко виделись, – сказал я. – Но думаю, он прожил хорошую жизнь.

– Да, разумеется, – согласилась она.

– Я буду рад, если моя жизнь хотя бы наполовину сложится столь же счастливо, как его.

– У тебя все будет замечательно.

С этими словами она встала за спинкой дивана, положила руку на затылок моего отца и стала нежно поглаживать его.

Это был такой интимный жест, что меня замутило. Я отвел взгляд – не мог не отвести – и случайно посмотрел в зеркало на комоде. Покрывала слегка сдвинулись в сторону, и в отражении я увидел, что моего отца ласкает карточная женщина – пиковая дама. Ее чернильные глаза надменно устремлены вдаль, на теле – нарисованные черной краской одежды. В ужасе я снова взглянул на диван. Теперь на лице отца блуждала мечтательная полусонная улыбка; видно было, что он с наслаждением отдается прикосновениям рук женщины. Оценщица поглядывала на меня из-под полуопущенных век.

– Это не твое лицо, – сказала она мне. – Ни у кого не может быть такого лица Оно сделано изо льда. Что ты прячешь?

Мой отец напрягся, улыбка на его лице поблекла. Он выпрямил спину и наклонился вперед, высвобождаясь из ее пальцев.

– Вы уже все посмотрели, – сказал он оценщице. – Вы выбрали, что вы хотите?

– Для начала я хочу все, что есть в этой комнате, – ответила она и снова очень нежно положила руку ему на плечо. Поиграла завитком отцовских волос и уточнила: – Я могу брать все, не так ли?

Из спальни вышла мать, она несла два чемодана. Мать взглянула на руку оценщицы, лежащую на шее отца, и тихонько усмехнулась (ее смех прозвучал как короткое «ха» и означал примерно то же самое), потом поволокла чемоданы к выходу.

– Вы первая, выбирайте, – сказал отец. – Мы готовы обсудить любое предложение.

– А кто не готов? – заметила оценщица.

Мама поставила передо мной один из чемоданов и кивком головы велела взять его. Я проследовал за ней на крыльцо, но в дверях оглянулся. Оценщица перегнулась через спинку дивана, отец закинул голову назад, и их губы слились. Мама протянула руку и закрыла дверь.