Клайв Баркер - Тьма

Не гоню; пятьдесят пять миль – нормальная скорость. Смотрю на адрес. Почти самый центр – восточнее на пару кварталов. Особняк… как ее… Викторианской эпохи. Средних размеров домик. Местечко-то, похоже, преображается. Я помню эти дома: стояли старье-старьем. А теперь богатенькие их покупают, ремонтируют. Как же, им по телику и в журналах талдычат: сейчас модно любить старые дома и делать эту… реконструкцию.

Я еду по улице, смотрю на богатые домишки, прикидываю, что в них и что бы я сделал, если бы мог. Возни было б куда меньше. Но я… в общем, я с компанией заключил сделку. Отдал им свою свободу и теперь прилип, пока им это надо. Стинеру, Виллануэве и тем, кто за ними. Но если кинуть меня, все изменится, и они крупно пожалеют.

Вылезаю из машины, звоню в дом Никого. Так я и думал. Чего ж, подожду, не впервой. Фильмы посмотрю. Могу подумать, чем займусь, когда все сделаю и вернусь обратно… Да почти тем же, чем здесь. Стинер зовет это процедурой, а у меня это – новый способ поиграть. Нет, уже не такой и новый. О таких штучках я думал и раньше, когда был… слово сейчас вспомню… Ну да, свободный художник – вот это как называется. Кое-какие свои художества я успел провернуть, потому компания и взяла меня к себе. А так меня бы быстренько стрельнули в затылок, и никаких тебе похорон.

Около четырех утра они появляются. Я издали (по походке) чую: эти – из нужного мне дома Я таких всегда чую. Сам не знаю почему. Наверное, человеческому монстру легче почуять нечеловеческого монстра. Малость нервничаю. В общем-то зря: делать это проще, чем об этом думать. Но я все одно нервничаю.

Мне сказали: их двое. Двое и идут. На их пути фонарь. Что за черт? Вы меня за идиота держите? Чего ж этот умница Стинер и мачо Виллануэва не сказали мне про ребенка? Потом я успокаиваюсь: ребенок – тоже из этих. Мальчишке лет десять. Может, двенадцать. Я достаю бритву, слегка чикаю себе по коже в волосах, выдавливаю кровь, чтоб текла по лицу. Они как раз дошли до крыльца. Тут я вылезаю из машины.

– Умоляю, помогите! – кричу я не слишком громко, но они слышат. – Меня ограбили. Забрали все: документы, кредитные карточки, наличные. Хоть одежду оставили.

Они останавливаются, смотрят, как я к ним бегу, и, понятное дело, сразу видят кровь. Тут бы каждый струхнул, кроме них (и, само собой, меня). Подбегаю и падаю почти что им под ноги (нарочно зацепился за выбоину).

– Можно от вас позвонить? Я боюсь здесь оставаться. Машина не заводится, а они могут вернуться и прирезать меня.

Взрослый наклоняется и помогает мне встать.

– Идемте скорее в дом. Мы позвоним в полицию. Я окажу вам помощь. Я врач.

Кусаю губы, чтобы не захохотать. Врач он! Таким только по живому мясу резать или зубы дергать. Кровь продолжает течь. Я слизываю ее языком. Взрослый и мальчишка возбуждаются до крайности и быстро ведут меня в дом.

Приятный домик. Все сделано под то время, даже обои. В журнале такие видел. Как же их называют? Вот память! А, вспомнил, блокированные! Я успеваю глянуть на их гостиную, а «врач» уже тащит меня наверх. У него там медикаменты. Может, и вправду. Саквояж я тащу с собой. Удивляют меня они. Увидели кровь и забыли про все. А если подстава? Известный способ влезть в чужой дом. Я как-то спросил Виллануэву: сколько ж им надо выпить крови, чтобы больше ни капли не вмещалось? Он ответил, что они могут пить до бесконечности, была бы кровь. А этим двоим торопиться надо. Скоро рассвет. Я рассчитываю управиться с ними раньше, но, если не получится, рассвет мне только на руку.

Они такие возбужденные, что я тоже возбудился. Смотрю на мальчишку и взрослого. Другой на моем месте заорал бы во все горло и дал деру, потому что он совсем рехнулся. Я про мальчишку. Он готов прыгнуть на меня. Но для меня он никакой уже не мальчишка. Я же сказал, нет тут мальчишки. Они оба одинаковы: один ростом повыше, другой пониже.

Дерьмово, если он не допрет, кто я, прямо здесь, на лестнице. Похоже, он увидел, что я его раскусил.

– Нас обманули! Нас обманули! – орет он и локтем норовит въехать мне по морде.

Я пригибаюсь. Он перелетает через меня и шлепается вниз. Бам-бум, бам-бум. Летать они не умеют. Если упадут, ничего себе не сломают. Но боль чувствуют. Если сломать им ноги – не смогут ходить, пока крови не глотнут. У мальца сломана шея – это сразу видно.

Пока я следил за маленьким, большой зарычал, что твой бойцовый пес, навалился на меня и сзади сгрибчил за талию. Они куда сильнее людей. Он меня сдавил так, что родную маму забудешь. Клещи. Пара моих ребер хрустнули, потом вся самолетная выпивка хлынула из меня фонтаном на их дорогие ковры.

– Мне торопиться некуда, – говорит он. – А ты будешь мучиться долго, очень долго. Сам запросишь смерти.

Чую, он меня не знает. Пусть мне и больно. Но парой ребер меня не завалишь (еще много чего сломать надо, чтобы я коньки откинул). И я ничего ни у кого не просил. Но у этой публики все фразы – чужие. Надергали из разных фильмов, что крутят по ночам. А в голове – одна мысль: присосаться к тебе и выпить всю кровь до последней капли. У них… а, черт, опять слово забыл… узкий взгляд на вещи. Они думают, что их все боятся.

Потому компания и отправляет меня на такие дела Мне – что человек, что нежить – без разницы. Я люблю играть и выбираю себе игрушки. У меня тоже узкий взгляд на вещи, если хотите.

Боль я бы стерпел, но взрослый вырывает у меня саквояж и закидывает подальше в коридор. Потом волочет меня по коридору в самый конец. Вталкивает в темную комнату, а дверь запирает на ключ.

Я лежу тихо. Соображаю, как двигаться, чтобы поменьше болело. Потом начинаю раздеваться. Сверху на мне – вельветовая рубашка. Спереди у нее вшита подкладка из чистого льна. Под рубашкой – две плотных футболки. Обе из стопроцентного хлопка Одну я сдираю, перекусив ее на шее. Другую тоже перекусываю, но оставляю (пока это делаю, думаю, как эта публика прокусывает шеи). Потом снова надеваю вельветовую рубашку, но не застегиваю. Готов вылезать.

Взрослый спускается вниз. Слышу вопли мальчишки, потом он замолкает. Тихо. Ага, взрослый возвращается. У двери внизу щель. Туда из коридора пробивается свет. Взрослый идет сюда. Остановился, я вижу его ботинки. Он отпирает дверь и входит.

– Мне наплевать, что ты там о себе думаешь, – говорит он мне: – Сейчас узнаешь, кто ты на самом деле.

Я тихо постанываю. Тогда он хватает меня за ногу и выволакивает в коридор. Там на спине лежит мальчишка. Взрослый останавливается и встает на меня, ноги упираются мне в бока. Он смотрит мне в промежность. Знаю, о чем он думает. Я смотрю на него снизу и думаю о том же.

Он садится на корточки, подминая мои ляжки. И тогда я распахиваю рубашку и разрываю футболку.

Знаете комиксы про великана-невидимку? Сейчас похоже, что невидимка въехал взрослому по роже. Он с криком опрокидывается назад и шлепается мне на ноги. Быстро скидываю его с себя. Он в полном ступоре. Перекатываю его на спину, сажусь сверху и даю вдоволь полюбоваться картиной.