Стивен Кинг - Ночная смена (сборник)

« 13 августа.

Ф. безумно разволновался из-за письма от Гудфеллоу; отказывается объяснять почему. Говорит лишь, что Буну жизненно необходимо раздобыть один из экземпляров. В толк не возьму зачем; судя по названию, это всего-то навсего безобидное пособие по садоводству.

Очень тревожусь насчет Филипа: с каждым днем он ведет себя все более странно. Я уже жалею, что мы вернулись в Чейпелуэйт. Лето стоит жаркое, гнетущее, исполненное недобрых предвестий.»

Сверх этого гнусный фолиант упоминается в дневника Роберта лишь дважды (он, по всей видимости, не осознавал его значимости, даже в самом конце). Из записи от 4 сентября:

«Я попросил Гудфеллоу выступить посредником от имени Филипа в вопросе приобретения книги, вопреки собственному здравому смыслу. Что толку протестовать? Допустим, я откажусь – или у него нет собственных денег? В обмен я взял с Филипа слово отказаться от этого отвратительного крещения. но он так возбужден, его просто-таки лихорадит. я ему не доверяю. Я в полном замешательстве; я не знаю, что делать.»

И наконец, 16 сентября.

«Сегодня доставили книгу – с письмом от Гудфеллоу, в котором он отказывается принимать от меня заказы в дальнейшем. Ф. неописуемо разволновался: чуть у меня из рук посылку не выхватил. Текст написан на скверной латыни, а также и руническим алфавитом, которого я не понимаю. Том кажется теплым на ощупь и вибрирует у меня в руках, словно в нем заключена великая власть. Я напомнил Ф. о его обещании отречься, но он лишь рассмеялся отвратительным, безумным смехом и помахал книгой у меня перед носом, восклицая снова и снова: “Она у нас! Она у нас! Червь! Секрет Червя!” Теперь он убежал – я так понимаю, к своему сумасшедшему благодетелю; сегодня я его больше не видел.»

О самой книге больше не говорится ни слова, но я сделал ряд довольно-таки правдоподобных выводов. Во-первых, эта книга, как и говорила миссис Клорис, послужила причиной ссоры между Робертом и Филипом; во-вторых, в ней заключено нечестивое заклинание, вероятно, друидического происхождения (многие из друидических кровавых ритуалов были записаны римлянами – завоевателями Британии, из любви к науке; и многие из этих адских «поваренных книг» ныне являются запрещенной литературой); в-третьих, Бун и Филип вознамерились воспользоваться фолиантом в своих собственных целях. Возможно, они хотели как лучше (согласно своим собственным искаженным представлениям), – но мне в это не верится. Я полагаю, они задолго до того предались безликим силам, что существуют за гранью Вселенной и, возможно, даже вне ткани Времени. Последние записи в дневнике Роберта Буна отчасти подтверждают мои предположения; позволю им говорить самим за себя:

« 26 октября 1789 г.

В Углу Проповедников нынче смута и ропот; кузнец Фроли схватил меня за плечо и пожелал знать, “чего там затевают ваш брат и этот безумный Антихрист”. Гуди Рэндалл уверяет, что в небесах явлены Знаменья: грядет великое Бедствие . На свет появился двухголовый теленок.

Что до меня, уж и не знаю, что там грядет: вероятно, брат мой того и гляди сойдет с ума. Чуть не за одну ночь голова его поседела, выпученные глаза налиты кровью, отрадный свет здравомыслия в них словно бы погас навеки. Он ухмыляется, шепчет что-то себе под нос и, в силу одному ему известной причины, зачастил в наш подвал – там он обычно и обретается, если только не в Иерусалемовом Уделе.

К дому слетаются козодои и копошатся в траве; хор их голосов из тумана сливается с гулом моря в какой-то нездешний Зов, исключающий самую мысль о сне».

« 27 октября 1789 г.

Нынче вечером, когда Ф. отправился в Иерусалемов Удел, я последовал за ним – на некотором расстоянии, стараясь остаться незамеченным. Треклятые козодои в лесах так и роятся, отовсюду звенит их нездешний заупокойный речитатив. Переходить мост я не дерзнул: деревня погружена во тьму, одна только церковь подсвечена призрачным алым заревом, и высокие, заостренные окна – точно очи Преисподней. Многоголосая дьявольская литания нарастала и затухала, срываясь то на хохот, то на рыдания. Сама земля словно бы вспухала и постанывала у меня под ногами, изнывая под тяжким Бременем, и я бежал прочь – потрясенный, исполненный ужаса; я спешил сквозь рассеченный тенями лес, и в ушах у меня гремели жуткие, пронзительные вопли козодоев.

Надвигается развязка, доселе непредвиденная. Страшусь закрыть глаза и оказаться во власти снов, но и бодрствовать невыносимо – в преддверии безумных ужасов. Ночь полнится жуткими звуками; боюсь, что. И однако ж меня снова влечет туда с неодолимой силой – дабы наблюдать и видеть все своими глазами. Сдается мне, это Филип зовет меня, и старец тоже.

Птицы проклят проклят проклят».

На этом дневник Роберта Буна обрывается.

Как ты наверняка заметил, Доходяга, ближе к завершению Роберт утверждает, что его словно бы позвал Филип. Мои окончательные выводы подсказаны этими строками, рассказами миссис Клорис и прочих, но более всего – теми жуткими видениями в подвале, фигурами живых мертвецов. Наша кровь отмечена печатью злой судьбы. На нас лежит проклятие, похоронить которое не дано; оно живет чудовищной призрачной жизнью и в этом доме, и в этом городке. Но цикл вновь близится к завершению. Я – последний из рода Бунов. Боюсь, некая сила об этом знает, и я – своего рода связующее звено в адской игре вне понимания, вне здравого смысла. До зловещей годовщины – Дня всех святых – еще неделя начиная с сегодняшнего дня.

Что мне предпринять? Ах, если бы ты был здесь и мог помочь мне советом! Если бы ты только был здесь!

Я должен узнать все; я должен вернуться в зачумленную деревню. И да поможет мне Господь!

(Из записной книжки Кэлвина Макканна)

25 октября 1850 г.

Мистер Бун проспал почти целый день. В исхудавшем лице – ни кровинки. Боюсь, рецидив мозговой горячки неизбежен.

Доливая воды в графин, я заприметил два неотосланных письма к мистеру Грансону во Флориду. Мистер Бун собирается вернуться в Иерусалемов Удел; это его убьет, если я не сумею ему помешать. Успею ли я втайне от него сходить в Угол Проповедников и нанять коляску? В том мой долг; но что, если он проснется? Вдруг я вернусь – и его уже не застану?

В стенах опять раздаются шумы. Благодарение Господу, он все еще спит! Боюсь даже задумываться, что все это значит.

Позже

Принес ему ужин на подносе. Он собирается со временем встать, и невзирая на все его отговорки, знаю я, что он затевает; однако ж в Угол Проповедников я схожу. У меня остались снотворные препараты, прописанные ему во время предыдущей болезни; добавил ему одно из снадобий в чай – он ничего не заметил. Теперь снова спит.