Кристина Старк - Стигмалион

– Что произошло? – пискнула я.

– Машина сбила собаку, – ответила Андреа. – Фергус, я думаю, шансов никаких.

– Вот дерьмо! – выругался он так громко, что чуть маска с лица не слетела.

– Перелом позвоночника в поясничном и шейном. Даже если мы зашьем печень и вправим все кости, она больше не сможет двигаться…

– Ты думаешь, я не вижу?!

Собака заскулила, и я отступила от стола, утирая слезы.

– Долорес, иди сюда! – рявкнул Фергус. – Вот эту лужу нужно срочно убрать, иначе кто-то из нас навернется, а нам нельзя наворачиваться…

У меня зарябило в глазах, и затрясло, как на морозе.

– Долорес!

– Я не могу, – вымолвила я, срываясь на плач. – Простите, я не могу…

И я выбежала из операционной.

Я сидела в подсобке, глотая слезы, а вокруг рушился мой мир, рассыпалась в пыль моя мечта. Все, что я возомнила о себе, оказалось наивной выдумкой. Я не в состоянии помочь тем, кто придет ко мне за помощью. Я не смогу быть ветеринаром. Мне все это не по зубам. Тот максимум, на который я способна, – это болтать со стариками и раздавать детям леденцы. Ангел-хранитель для вашего питомца? Ха-ха. Скорее, слабачка для вашей собачки, которая ни на что не годится.

Все было зря: волонтерство, университет, учебники, лекции. Абсолютно все. Мне было стыдно перед собой, перед родителями и перед всеми, кого я встречала в госпитале и пыталась угодить.

Собаку спасти не удалось, ее усыпили. Андреа сказала мне об этом в кабинете, когда я наконец набралась смелости заглянуть к ней в конце дня. На столе стояла пепельница, полная окурков, а лицо Андреа было заплакано.

Испытывая невероятный стыд после панического побега, я подошла к ней и попрощалась.

– До завтра, Долорес, – ответила она.

– Я не уверена, что… мне стоит приходить, – пробормотала я. – Я не гожусь для… всего этого. И теперь я это знаю.

Андреа подняла голову и заглянула мне в глаза.

– Я не буду уговаривать, Долорес, у меня сейчас нет никаких гребаных сил уговаривать кого-то и врать, что это легкая работа и сбитых собак привозят не слишком часто… Могу только сказать, что буду рада, если ты упокоишься, обдумаешь все и вернешься. Я буду очень рада.

Остаток дня и весь следующий день я не выходила из квартиры. Лицо опухло от слез, в висках застоялась ноющая боль, на душе было совсем паршиво. Я постоянно видела перед собой залитую кровью шерсть и карие глаза, которые умоляли о спасении. И все думала и думала о моменте своего позорного, постыдного бегства.

Умерла не только собака – умерли мои мечты…

Ближе к ночи апатия сменилась злостью и раздражением и выплеснулась в жажду деятельности: я принялась наводить в квартире порядок. Терла полы, мыла окна, ползала с пылесосом от одного угла к другому, чистила микроволновку и холодильник до тех пор, пока не обнаружила на ладонях лопнувшие мозоли. Но рано было прекращать самоистязание: я набрала в ведро воды, взяла большую поролоновую губку и спустилась на парковку к машине.

Не успела я толком вымыть лобовое стекло, как полумрак прорезал свет фар и мимо пронесся черный, как уголь, седан.

Мое сердце сделало сальто, как только я узнала очертания «Теслы». Прижимая к груди губку и заливая мыльной водой свою футболку, я смотрела ей вслед, не решаясь сдвинуться с места.

Машина свернула в один из парковочных рядов и остановилась. Из «Теслы» вышла Айви, разодетая как на подиум, а следом Вильям. А между ними мерцал от электричества воздух: они бурно ссорились. Я аж втянула голову в плечи, краснея и бледнея от того, что слышала…

Мне не следовало слушать все это, черт побери, но не было возможности убежать. Обнаружить себя сейчас? Да ни за что на свете. Я тихонько юркнула в свою «Ауди» и бесшумно прикрыла дверь, а Айви тем временем наставила палец на грудь Вильяма и прошипела:

– Я понимаю, что у тебя были причины свалить в Норвегию и бросить все! Но я готовилась к этим съемкам, это было очень-очень важно для моей карьеры! Целый разворот в журнале мог быть моим, если бы ты подсобрался и…

– Извини, что похоронил лучшего друга и был не в состоянии улыбаться в камеру! Послушай себя, черт возьми! – ответил Вильям, и у меня побежали мурашки по спине от резкости в его голосе. Он никогда не говорил так резко даже со мной.

– Ты подвел меня! – выкрикнула она. – В который раз.

– В который раз?! Поподробнее с этого места!

– Да ладно, Вильям! Бросать меня в ответственную минуту – это твой неизменный стиль, к которому я уже привыкаю.

– О чем ты?!

– Крыльцо университета, две девушки, один парень… Никаких догадок?

Я прижала к щекам ладони, предчувствуя настоящий скандал. Причем с кучей гадостей в мой адрес.

– Боже, Айви, я думал, мы уже разобрались с этим! – схватился за голову Вильям. – Ты же уже знаешь правду. У нее та же аллергия, что и у меня, и ей нужен был кипяток, черт побери.

– Но мне-то от этого не легче! Весь университет до сих пор считает меня идиоткой! Которую парень бросил на крыльце, а сам укатил с другой!

– Ты преувеличиваешь. Мы по-прежнему вместе, и все об этом знают.

– Я хочу, чтобы ты рассказал всем, по какой причине ее увез, – заявила Айви.

– Нет.

– Почему же?

– Потому что это ее секрет. И рассказывать об этом всему университету или нет, должна решать она.

– Предлагаешь мне и дальше ходить с имиджем лохушки, потому что бедная Долорес боится предстать перед всеми фриком?

– Давай без этих слов! Если она – фрик, то я тоже!

Он стоял напротив нее, бледный как полотно. «Он в бешенстве, видит ли она это?» – думала я, по-партизански выглядывая из-за руля.

– Ну вот снова! – ухмыльнулась Айви. – Не говори о ней то, не говори о ней се! Почему ты постоянно защищаешь ее? Серьезно, Вильям. Начиная с той вечеринки, где мы впервые увидели ее, и по сегодняшний день. Почему?

– Может быть, потому, что ты не упускаешь ни единого шанса унизить ее?

– Я унижаю многих, но защищаешь ты только ее. Все дело в вашей одинаковой болезни? Или в чем-то еще?

– Я не могу понять, почему разговор постоянно сворачивает на Долорес?

– Ответь на вопрос. Ты к ней что-то чувствуешь?

Мое лицо к этому моменту было краснее помидора, я это чувствовала. Мне стало так жарко, что я начала утираться грязной, пахнущей дизелем губкой, которую все это время прижимала к груди.

– Если бы у меня были чувства к кому-то еще, я бы сейчас не стоял здесь, перед тобой, пытаясь разгрести… все это! – взорвался Вильям.

Я закрыла глаза. Вдруг накатила ужасная усталость. Я потратила все силы на уборку и на осмысление фразы, которую он только что произнес.

– Знаешь, что? – сказала Айви так, словно не верила ни единому слову. – Мне бы хотелось, чтобы ты жертвовал другими людьми ради наших отношений, если оно того требует. А не наоборот: нашими отношениями ради других людей.