Рик Янси - Монстролог. Дневники смерти [сборник]

Она посмотрела мимо него на Уортропа.

– Я хочу своего мужа.

Доктор попросил разговора наедине с фон Хельрунгом. Они ушли в кабинет старика и закрыли дверь. Какое-то время я прислушивался к их спору; доктор бранил его за то, что он сказал полицейским, что они будут охотиться за мифическим чудовищем, тогда как их дичь – всего лишь человек в ужасном болезненном состоянии.

Я поднял голову и увидел, что Мюриэл смотрит на меня, улыбаясь сквозь слезы.

– Что с твоей шеей, Уилл? – спросила она.

Избегая взгляда этих пронзительно прекрасных глаз, я опустил свои на персидский ковер и пробормотал:

– Это был несчастный случай, мэм.

– Да, не думаю, что ты это сделал нарочно! – Несмотря на свое состояние, она рассмеялась. – Это ведь нелегко, да? Служить монстрологу.

– Нет, мэм. Нелегко.

– Особенно если им оказался Пеллинор Уортроп.

– Да, мэм.

– Тогда зачем же ты это делаешь?

– Мой отец служил ему. И когда он умер, мне больше некуда было идти.

– А теперь, как я догадываюсь, ты для него незаменим.

Она улыбнулась моему изумлению.

– О, да, – сказала она. – Я почти не сомневалась, что он тебе это говорил. То же самое он говорил и мне, но это было очень давно. Ты его любишь, Уилл?

Вопрос лишил меня речи. Любить – монстролога?

– Мне не следовало спрашивать, – продолжала она. – Это не мое дело. Я знаю, что ты – все, что у него есть. Когда-то такой для него была я. Но дом нельзя построить на песке, Уилл. Тебе это что-нибудь говорит? Ты знаешь, что я имею в виду?

Я медленно покачал головой. Я не знал.

– Когда-то я себя утешала тем, что он просто не способен на любовь, что я не должна принимать на свой счет того, что случилось между нами. Но теперь, думаю, я понимаю. Ему не хватает не любви – он любит более неистово, чем какой-либо другой человек, которого я встречала, – ему не хватает смелости.

– Доктор Уортроп самый храбрый человек на свете, – сказал я. – Он монстролог. Он ничего не боится.

– Я понимаю, – мягко ответила она. – Ты просто мальчик, и ты смотришь на него другими глазами.

Мне нечего было на это ответить. Почему-то я услышал его голос, раздающийся на заснеженной поляне: «Ты мне отвратителен». Я опустил голову, вспомнив, как он прижимал меня к себе, вспомнив его теплое дыхание на своей шее.

Она почувствовала мою боль, и ее сердце тронула жалость.

– Ты знаешь, он тебя очень любит, – сказала она.

Я внимательно посмотрел на нее. Она дразнила меня?

– О, да, – продолжала она с улыбкой. – Хлопочет о тебе, как курица-наседка. Это очень мило – и так непохоже на него. Только прошлой ночью он говорил…

Она заставила себя замолчать. Она отвернулась. Я увидел, что она покраснела.

К тому времени, как два монстролога прервали свой спор, она собралась уходить. Хотя фон Хельрунг умолял ее остаться, ее ничто не могло разубедить.

– Я не буду здесь прятаться, как испуганный котенок, – сказала она. – Если его не схватят, то он придет домой, и я хочу быть там, когда он придет.

– Я пойду с тобой, – сказал доктор.

Не глядя ему в глаза, она просто сказала:

– Нет.

Но Уортроп не успокоился; он пошел за ней к дверям и, помогая ей одеться, продолжал настаивать на своем.

– Ты не должна идти одна, – сказал он.

– Не глупи, Пеллинор. Я его не боюсь. Он мой муж.

– Он не в своем уме.

– Этот дефект не такой уж редкий среди вас, монстрологов, – поддразнила она его. Она обращалась к его отражению, поправляя шляпку перед зеркалом в коридоре.

– Можно хоть минуту поговорить серьезно?

– Расскажи мне про минуту, когда бы ты не был серьезен.

– Здесь ты будешь в безопасности.

– Мое место дома, Пеллинор. В нашем доме.

Он был захвачен врасплох и не пытался этого скрыть.

– Тогда я иду с тобой, – сказал он.

– С какой целью? – напористо спросила она. Она отвернулась от зеркала, щеки ее горели. – Защитить меня от моего собственного мужа? Если он так болен, как ты говоришь, то разве это нужно?

Он не нашелся что ответить. Она улыбнулась и легко коснулась рукой в перчатке его кисти.

– Я не боюсь, – повторила она. – К тому же мне как замужней женщине не пристало принимать у себя джентльмена в отсутствие мужа. Что подумают люди?

– Меня не волнует, что подумают люди. Меня волнует…

Он не стал – или не смог – заканчивать мысль. Он поднял руку, чтобы коснуться ее щеки, но быстро опустил, краем глаза заметив меня.

– Уилл Генри, – раздраженно бросил он, – почему ты все время крутишься вокруг меня, как призрак Банко [23] Персонаж трагедии «Макбет» Уильяма Шекспира. ? – Он повернулся к ней. – Очень хорошо. Ваше чертово упрямство меня сломило, мадам. Но вы точно не сможете отказаться, чтобы с вами поехал Бартоломью.

Фон Хельрунг нашел, что это замечательная мысль, и Мюриэл согласилась, чтобы их успокоить. Казалось, что ее забавляла их забота.

– И позвони мне, когда доберешься. Не заставляй меня волноваться, liebchen! – крикнул фон Хельрунг с порога. Он дождался, пока экипаж выехал на улицу и скрылся из виду, и закрыл дверь. С тяжелым вздохом он провел своей рукой по коротким волосам. – Мое сердце болит о ней, Пеллинор. Дорогая Мюриэл в шоке. Она еще не осознает, что Джон навеки потерян для нас.

– Оставьте эту мелодраматическую чепуху, – сказал мой хозяин. – Она действует мне на нервы. Может быть, он и потерян, как вы говорите, но на срок гораздо более короткий, чем вечность. Я считаю, инспектор Бернс в течение часа позвонит и известит нас о его смерти или поимке.

Звонка не было ни в этот час, ни в следующий, ни в следующий. На Пятую авеню упали тени. Фон Хельрунг курил сигару за сигарой, наполняя пространство ядовитым дымом, а доктор мерил комнату шагами, то и дело посматривая на свои карманные часы. Он иногда останавливался у окна и смотрел на улицу, надеясь увидеть двуколку инспектора. В четыре с четвертью, когда солнце уже опускалось к Гудзону, в дверь просунула голову горничная и спросила, останутся ли доктор и его подопечный на ужин.

Доктор вздрогнул от вопроса; казалось, он вывел его из паралича.

– Думаю, мы с Уиллом Генри поедем на Мюлберристрит, – сказал он. – Мы можем ждать известий в полицейском управлении так же, как и здесь. Позвоните нам, если что-нибудь узнаете, Meister Абрам.

Сигара выпала изо рта старика и покатилась по дорогому ковру.

– Что? – вскричал он, выпрыгивая с кресла. – Lieber Gott, что со мной такое? Как я мог быть таким глупцом?

Он бросился к двери и крикнул горничной, чтобы она велела Тимми, слуге, вывести коляску. Он яростно хлопал себя по карманам, пока не достал откуда-то из недр пиджака маленький крупнокалиберный пистолет с перламутровой рукояткой.

– Что это? – требовательно спросил Уортроп.