Алексей Гридин - Рубеж [сборник]

И поэтому Юрка не очень обрадовался, когда дорогу ему преградили двое парней лет шестнадцати, и один из них, тот, что повыше, в поношенной выбеленной солнцем рубахе, спросил:

– Это ты – внук Афанасия Петровича?

– Ну я, – буркнул Юрка. – Чего надо? Не видите, тороплюсь.

– Не видим, – сказал второй, по случаю жары, видимо, одетый в одни черные трусы, весь коричневый от загара. – Торопятся не так, по себе знаю. Ничего, подождет немного твой отец Андрей, ничего с ним не случится. Идем с нами.

– Зачем это? – насторожился Юрка.

– Надо. Дело есть. Да не бойся ты, никто тебе ничего плохого не сделает.

Ну, в этом Юрка и не сомневался. Он со всеми жителями деревни не знаком, жителей тех, говорят, без малого восемь сотен. Зато все, наверное, знают, что именно этот пацан – мальчик на побегушках самого отца Андрея, деревенского отца-инквизитора.

Парни повели Юрку куда-то на окраину деревни, шли, сворачивая с одной узкой улочки на другую, вдоль покосившихся щелястых заборов, низеньких, утонувших в земле домиков, больше порой напоминавших землянки. Изредка на них взбрехивали собаки, но такое случалось нечасто – собак было мало, большинство тех, что пережили Взрывы, одичали, ушли в леса, к выжившим волкам, спаривались там, давали потомство, растили его – в общем, тоже пытались выжить, по-своему, без людей.

Нырнули в очередной узкий проулочек, где противоположные заборы едва оставляли места пройти – какой-нибудь особо широкоплечий здоровяк попросту мог и застрять, зацепившись плечами за выцветшие от времени доски. Шедший впереди загорелый постучал в щербатую дверь, да не просто постучал, а каким-то хитрым стуком, явно условным. Юрка сразу же напрягся, знал он уже подобные хитрые штучки, случалось самому так хитро стучать, когда бегал к отцу Андрею. Тот называл все это очередным мудреным словом – «конспирация».

Со скрипом распахнулась дверь, миновав крохотный, поросший бурьяном дворик, все трое зашли в дом – да какой там дом, одно название, на самом деле древняя хибара. Только Юрке не пришлось наклоняться, проходя внутрь – остальные кланялись, не желая биться головами о низкую притолоку.

Внутри было темно, только сейчас Юрка сообразил, что, несмотря на самый разгар дня, окна закрыты ставнями, лишь редкие лучики света просачиваются сквозь щели.

А за маленьким столом сидел… Афанасий Петрович. Живой, кажется, даже здоровый – только весь какой-то осунувшийся, похудевший, лицо черное, обветренное, седые брови грозно нахмурены.

– Ну здравствуй, внук, – негромко сказал он.

– Как? – едва выговорил Юрка, но дед его понял.

– Сейчас расскажу.

Выяснилось, что на самом деле погоня деда не догнала, потеряла где-то в горах, а священники, чтобы не говорить народу правду, взяли одного из мертвых стражников, который на Афанасия Петровича ростом да шириной плеч походил, и показали людям – вот, мол, настигло возмездие смутьяна. Стражник упал, лицо разбил – кто там отличит его теперь от Афанасия Петровича; форму с трупа сняли, под лопатку ему вогнали стрелу, так и сошло.

Тем временем парни, которые привели Юрку, сноровисто накрыли на стол – набросили пожелтевшую от времени льняную скатерть, в нескольких местах аккуратно заштопанную, поставили большую чашку с вареной картошкой, надтреснутую стеклянную солонку.

– Давай, ешь, – кивнул Афанасий Петрович внуку.

Юрка торопливо кивнул в ответ, принялся жевать горячую картошку, чувствуя, что все еще не может свыкнуться, с тем, что дед жив. И одновременно с ужасом понимая, что придется все рассказать деду про то, как он, Юрка, его предал.

Но, видимо, старик все прочитал на Юркином лице, потому что сам неожиданно прекратил жевать и тихо сказал:

– Ты, наверное, думаешь, что я сердиться буду? На тебя?

– Да, – судорожно мотнул головой Юрка.

– Брось, – сухо сказал дед. – Не ты, так кто-нибудь другой. Все к этому шло. Ты думаешь, я почему с лазером под подушкой спал? Ждали мы чего-то в этом роде, Юрка, ждали. Но не думали, что они решатся так рано, нам казалось, что время еще есть, что мы успеем что-то сделать. А видишь, как вышло-то. Решились чернорясые все-таки показать, кто в наших краях хозяин.

Дед и раньше говорил про то, что церковь да попы много силы набрали, что нет на них управы, только дай народ силой в рай загнать. Юрка знал: не любит Афанасий Петрович священников, вот те и собрались, наконец, ему отомстить. Например, за то, что однажды на большой деревенской сходке отец Андрей сказал, что раньше, до Взрывов, много говорили о правах верующих, но только теперь Бог сделал так, чтобы у верующих действительно появились права. А дед встал тогда и громко сказал, что, по его скромному мнению, верующим стоило бы иногда вспоминать, что права могут иметь и неверующие. А потом ушел во всеобщем молчании, распихивая толпу локтями, несколько стариков пошли за ним, да из молодых кое-кто увязался. Юрка бы, может, тоже пошел, да его мать не пустила.

И Юрка хорошо видел, каким злым взглядом провожал Афанасия Петровича отец Андрей.

– А что, дед, – внук осмелился задать вопрос, – много еще стариков успели в горы-то уйти?

– Много будешь знать – скоро состаришься, – дед усмехнулся в бороду.

– Так это же хорошо, – первый раз за весь разговор несмело улыбнулся Юрка, – стану таким как ты. Ну, или – почти таким.

Старик рассказал потом, что те, кто выжил, встретили в скалах мутантов и смогли с ними договориться. Выяснилось, что большинство мутантов к ним относится совершенно нормально, а не так, как рассказывали попы – что, мол, мутанты – это потомки тех моральных выродков, что еще до Взрывов грешили с бесами и чертями, а теперь злоумышляют против людей. На самом деле у мутантов есть свои законы, есть вождь, который следит, чтобы законы выполнялись, и, что самое главное, они готовы торговать. Все знают, в скалах водится немало зверья, ну а вождь говорит, что его племени нужен хлеб – на камнях, известное дело, мало что растет. Теперь, может, люди станут договариваться с мутантами, и вместе выживать – если бы только попы не мешались.

– Тут вот какое дело, внук, – Афанасий Петрович подался вперед, сцепил руки, хрустнул пальцами. – Ты теперь у отца Андрея живешь?

– Ну да.

Действительно, после того, как умерла мать, отец Андрей забрал мальчишку к себе. Спал Юрка в небольшой комнатенке, даже не в комнатенке – в стенной нише, в ней и помещалась-то его кровать да сундук с вещами. По первому требованию священника Юрка носил ему с кухни еду, мыл пол, таскал книги, вытирал пыль с полок, бегал по поручениям… Времени свободного не найдешь, а тут еще проповеди в церкви, каждый день. Раньше, до Ночи Очищения, не было обязательных проповедей, только отец Тихон вел по воскресеньям службы для тех, кто хотел их посещать. Да иногда из районного центра приезжали проповедники, но и в такие дни никого силой не гнали их слушать.