Алексей Гридин - Рубеж [сборник]

Но веселье длилось недолго, ибо ассирийским войском командовал Олоферн, бывалый полководец, да и советники его искушены были в ратном деле. Осмотрев местность, Олоферн велел расставить войска так, чтобы перекрыть все источники воды, и очень быстро жители Ветилуи осознали, что хохотали они над ассирийцами рановато. Воды в городе не было – разве что в некоторых богатых домах, но и там запасы ее не были бесконечны.

Однажды наступил полдень.

Пекло солнце.

Горожане изнемогали от жажды.

Озия, один из старейшин, вышел на площадь вместе с военачальниками, и многие тогда собрались послушать его.

Озия принялся воодушевлять народ, обещал помощь союзников, говорил о боге Израиля, который всегда приходит на помощь. Но видно было, что усталый старик уже и сам не верит в то, что говорит. Он лучше прочих знал: не проникают в Ветилую гонцы, несущие вести о движущихся на помощь войсках; не посылает бог Израиля пророческих снов своим попавшим в беду детям.

И нашелся кто-то, кто сказал эти слова первым. Те слова, что уже звучали у многих в душе, но никто пока не решался произнести их вслух.

– Может – сдадимся? – негромко спросил кто-то.

Спросил негромко, но услышали его почти все.

Кто-то кивнул, соглашаясь.

Кто-то хотел было ответить – но промолчал.

И нашелся другой человек, что заговорил вслед.

– Да, – сказал он, – быть может, стоит нам сдаться? Быть может, это и есть новое испытание, посланное нам нашим богом? Может, хочет он, чтобы ассирийцы губили нас жаждой и мечом?

И третий не заговорил – закричал уже:

– Согласен! Согласен! Давайте отдадимся на милость ассирийцев, пусть разграбят они город, зато мы останемся живы.

И уже вся толпа, собравшаяся на площади, кричала:

– Посылайте гонцов о сдаче! А иначе мы сами откроем ворота!

Но Озия не зря был старейшиной города уже не первый десяток лет. Видя, что делают с его народом жажда и палящий зной, воздел он руки, выпрямился и заговорил столь зычным голосом, что подумали некоторые – похож он на одного из пророков.

– Люди Ветилуи! – громко выкрикнул он, без труда перекрывая шум толпы, и толпа притихла.

– Люди Ветилуи, все мы живем в одном городе и страдаем от одних бед, что вы, что я. Ваши родичи мучаются от жажды, и мои мучаются от того же. Так послушайте же меня и поверьте мне еще раз, как верили вы мне раньше.

И люди поверили Озии, пообещавшему, что через пять дней город будет спасен. Но если не случится чуда – Озия самолично откроет ворота войску асирийцев.

– Ну, все это мне понятно, – сказал Олоферн, – но причем здесь ты?

– Подожди, о могучий, – ответил Юдифь, – всему свой час, и в нужное время в этой истории появлюсь я.

В тот же вечер после разговора с народом на площади в доме Озии собрались старейшины города.

Когда выступление перед толпой завершилось, Озия больше не напоминал видом своим неистового пророка – напротив, выглядел он больным, словно бы бог Израиля взял с него плату за неожиданное красноречие, и отдавать долг старейшине пришлось годами, что уже никогда не будут им прожиты.

Двое других старейшин, Хаврин и Хармин, выглядели не особо лучше.

Трое старцев подавленно молчали, не зная, о чем говорить: они могли обещать чудо, но не в их силах было явить его людям.

И тогда заговорил совсем другой человек. Никто не знал, как проник он в дом Озии, каждый считал, что кто-то другой пригласил его – и всяк при этом был неправ, ибо Манассия пришел сам.

– У меня есть предложение, – сказал он.

– Какое же, – тихим бесцветным голосом спросил Озия.

– Предложение, которое спасет наш город. Может быть.

– Не говори загадками. Что ты имеешь в виду?

– Свою жену.

– Что?!

Все старейшины, все военачальники словно бы очнулись от тягостного оцепенения, такими неожиданными были слова Манассии.

– И как же твоя жена спасет наш город?

– Очень просто. Мы отправим ее к ассирийцам, словно бы она сбежала из города, чтобы преклониться пред их могуществом. Там она соблазнит Олоферна возлечь с ней – и убьет его спящим. Нам же останется лишь воспользоваться сумятицей, что несомненно воцарится в лагере врага.

– И тебе не жаль твоей жены? Ассирийцы обязательно убьют ее, – спросил кто-то.

– Да знали бы вы мою жену, – рассмеялся Манассия. – Даже если убьют, так невелика потеря. Мало того, что она изменяет мне на каждом шагу, так еще и задумала сжить меня со свету.

– Что, – заинтересованно спросил Олоферн, – все так и было? Ну, так как рассказывал твой муж?

– Что ты, о могучий, – отмахнулась рукой Юдифь. – Был он уже стар, и не всякий раз удавалось ему исполнить супружеский долг, и оттого муж мой злился, и ему казалось, что я неверна. Но я, пожалуй, продолжу, если ты еще не устал.

– Не устал. Продолжай, – велел ассириец, и женщина повела рассказ дальше.

Манассия вернулся домой довольный: его совет не просто приняли, но еще и пообещали награду, если задуманное будет исполнено.

Он громогласно призвал к себе жену, и та немедленно появилась.

– Что угодно мужу моему? – спросила Юдифь.

– Мне угодно, чтобы ты с утра надела самые красивые одежды и украшения и готова была покинуть дом как можно скорее.

– Разве мы идем к кому-то в гости? Разве может кто-то веселиться в то время, как люди умирают на улицах Ветилуи от жажды?

Хотя Манассия был не последним богачом в городе, в их доме, как и многих других, не было запасов воды.

– Много вопросов задаешь ты, но я объясню. Ты пойдешь в лагерь ассирийцев, соблазнишь их военачальника Олоферна и убьешь его.

Юдифь не поверила своим ушам. Но нет, Манассия точно не был пьян, судя по голосу, он был совершенно трезв и говорил серьезно.

– Господин муж мой, – сказала она тогда, – я не умею убивать.

– Научишься, это нетрудно. Ты возляжешь с Олоферном на ложе, дождешься, пока он уснет, и перережешь ему горло.

– Что, спящему? – в ужасе спросила Юдифь.

– Так же легче, – с явным недоумением в голосе сказал Манассия. – Не бойся. Ты ведь будешь права, потому что ты станешь сражаться за свою родину.

Следующим утром ликующая толпа, которой поведали о том, что бесстрашная Юдифь готова принести себя в жертву ради спасения города, провожала ее у городских ворот.

«Разве они не понимают, что я иду на смерть? – думала женщина, покидая город. – Да, мой муж к старости выжил из ума, но неужто остальные не могут понять, что из этого замысла ничего не выйдет. Даже если я убью одного Олоферна, разве нет у ассирийцев других военачальников, что смогут продолжить осаду? Или жители Ветилуи подобно утопающему хватаются за последнюю соломинку?». Вспомнив про утопающего, Юдифь вспомнила о воде. А вспомнив о ней, сообразила, что хоть одно хорошо: пока она жива, за стенами города она хотя бы не будет испытывать жажды. И первым делом она пошла не к вражескому лагерю, а к ручейку. Когда ее нашли ее ассирийские воины, она, стоя на коленях, жадно хлебала холодную воду.