Тим Пауэрс - Три дня до небытия

На повороте на Д-стрит горел красный, но Фрэнк свернул налево, проехал по диагонали через парковку у магазина донатов и выехал налево на Д-стрит. Грузовичок качнулся на рессорах.

Дафна, развернувшись под ремнем безопасности, встала на своем сиденье на колени и смотрела на дорогу через заднее стекло пикапа.

– Он тоже свернул на юг, пап, – сказала она, садясь на место. – В машине, по-моему, двое.

– Да, – согласился Маррити, заставляя себя говорить спокойно. И пассажир, подумалось ему, носит темные очки.

Отец сказал: «Она слепа, пока ты на нее не смотришь».

– Не смотри на них, Даф, – сдавленно попросил он.

Помнится, через пять или шесть кварталов на этой улице должен быть полицейский участок.

Фрэнк уже рассмотрел, что за ними движется желто-коричневая «хонда» – она приближалась, как будто шла на обгон. Маррити готов был поверить, что на сей раз у человека на пассажирском месте окажется в руках автомат. Он ударил по газам, рванув грузовичок вперед, но «хонда» все приближалась, забирая влево.

Уходить от нее до полицейского участка Маррити не надеялся.

– Даф, – быстро проговорил он, – ты можешь себе представить радиатор машины?

Мотор грузовика ревел, но переключаться на третью Фрэнк не хотел, потому что при переключении скоростей его машина на несколько секунд замедляла ход.

– Конечно. Они будут в нас стрелять?

– Да. Ты смогла бы «ухватить» радиатор из машины, не глядя на нее, как в воскресенье ухватила Рамбольда?

Дафна нахмурилась и зажмурила глаза, а немного погодя открыла и нерешительно глянула через плечо.

«Хонда» почти поравнялась с ними, хотя огибала по широкой дуге, выехав на пустую встречку – очевидно, там опасались, что Маррити ударит их бортом, и хотели держать его на мушке, даже если Фрэнк резко затормозит.

Что он и сделал. Но, едва он распрямил колено, до упора утапливая педаль, из-под капота «хонды» вырвался клуб белого пара.

Маррити было не до того – его занимала собственная машина. Грузовичок дрожал, его заносило, шины визжали по асфальту, но Фрэнк все же вспомнил, что надо переключить рычаг на первую, чтобы, отпустив тормоз, быстро вырулить сквозь чад горелых покрышек в переулок справа и рвануть по нему, застилая выхлопным чадом ряд запертых гаражей.

Он покосился на Дафну: к счастью, ремень, натянувшийся при рывке, не травмировал ей ребра и не задел швы на горле.

– У них ствол, – звенящим голосом проговорила девочка. – Мне пришлось посмотреть. Целили прямо в нас.

Под лобовым стеклом вился дымок – горела пепельница.

– Просто закрой ее, – сказал Маррити. – Сама погаснет. И не ори так своим залатанным горлом.

На И-стрит он, скрипнув покрышками, свернул налево и прибавил газу.

– Мне надо было вцепиться во что-то здесь, чтобы ухватить их мотор, – уже тише объяснила Дафна, отталкивая пепельницу, которую захлопнула ногой. Маррити порадовался, что дочь улучила момент и надела кроссовки.

– По-моему, пепельница немножко оплавилась, – добавила девочка.

– Ничего. Молодец, что догадалась вцепиться в пепельницу.

– Извини, что я посмотрела, ты ведь говорил не смотреть.

– Я даже рад, что ты выглянула. Машину нам придется бросить.

Маррити свернул направо, на обсаженную деревьями улочку с тихими старыми домиками-бунгало. Во рту у него пересохло, и краем глаза он видел, как воротник его рубашки вздрагивает в такт учащенному сердцебиению.

– Думаю, они прилепили к ней радиомаяк, поэтому и нашли так быстро.

– Ладно, – кивнула Дафна. – Что-то забираем с собой?

– Только мой портфель, – Маррити остановился у обочины перед жилым домом и поставил машину на ручной тормоз. Глубоко вдохнув и выдохнув, он разжал сведенные на руле руки и выключил зажигание. Во внезапно наступившей тишине проговорил: – У меня там, вместе со студенческими работами по Твену, пачка писем Альберта Эйнштейна.

– Ничего себе! – Дафна открыла дверцу со своей стороны и выскочила на тротуар. – Это ты здорово придумал!

Маррити открыл свою дверь и вздрогнул, когда холодный рассветный ветер тронул влажную рубашку.

– Поищем-ка автобусную остановку.

– У тебя карта «Версатель» с собой?

– Угу, – спустившись на асфальт, Фрэнк обошел машину спереди и встал рядом с дочерью. – Но на счету всего сотни две долларов. И восемьдесят с чем-то в кармане.

– Деньги нам нужны, только чтобы добраться туда. Потом будем купаться в золоте.

– Я оставлю тебе сотню, – сказал Маррити, беря Дафну за руку и направляясь на запад, – и, пожалуй, отвезу тебя к Карле и Джоэль. Заберу после того, как наведаюсь в дом Грамотейки. Потом мы…

– Нет, я должна поехать с тобой.

Фрэнк посмотрел на обращенное к нему личико дочери и покачал головой.

– Эти люди охотятся за мной, Даф. Я не смогу уходить от них, одновременно оберегая тебя и беспокоясь о тебе.

– Они… – она явно очень быстро соображала. – Они охотятся и за мной, и за тобой. Ведь тому типу из мультика нужна была я, верно?

– Да, – признал Фрэнк, нервно посматривая на машины, сновавшие туда-сюда по И-стрит, и надеясь не увидеть среди них коричневой «хонды».

– А дом Карлы и Джоэль они могут найти. По твоей телефонной книге, запросто. Будут следить за всеми нашими знакомыми, – Дафна почесала нос. – А что, если тот, из мультика, может определить, где я, точно так же, как они отыскали наш грузовик?

По тому, как она сжала его руку, Маррити понял, что она сама испугалась этой мысли.

И его напугала. «Я бы не поручился, что это невозможно», – подумал он.

– И еще… – продолжала Дафна, храбрясь изо всех сил, – Карла и Джоэль во все добавляют сыр «Вельвита».

– Для тебя они приготовят сырное суфле, – в тон дочери ответил Маррити. – Перейдем на ту сторону, а потом в тот переулок.

Держась за руки, они перебежали улицу и перешли на шаг, взяв курс на юг, между заборами задних дворов и деревянными будками старых гаражей.

– Но назовут его не суфле, – подхватила Дафна.

– А сырной лужей!

– В которой плавают рисовые хрустики! – продолжала дурачиться девочка, произнося «рисовый» как «ризовый».

– Ладно, – вздохнул Маррити, – это серьезный аргумент. Чем такое, лучше уж поедешь со мной.

– Если ты надеешься на радио, – спросил Эрни Боззарис, – почему не припас приемник для нас?

– Не стала бы она заниматься этим прямо здесь, пока мы тут стоим, – объяснил Лепидопт. – К тому же, единственное, что мы сможем улышать по радио, – во всяком случае, по одному-двум приемникам, – это зашумленные частоты, чередующиеся полосы шума и тишины.

Утреннее солнце уже ярко играло на пастельных нейлоновых куртках рыбаков, взобравшихся на Ньюпортский пирс, а Лепидопт и Боззарис оставались в прохладной тени у закрытого ресторана тайской кухни, на влажной, присыпанной песком мостовой. Лепидопт с завистью поглядывал на немногочисленных серфингистов, поплавками скачущих по темно-синим волнам за линией прибоя, – однажды у него было предчувствие, что он никогда уже не будет купаться в океане, и с тех пор он не осмеливался даже подняться на пирс. Они с Боззарисом оба были одеты в джинсы, свитера и теннисные туфли.