Питер Страуб - Голубая роза. Том 2

– Я знал, что ты так скажешь. Я давно тебе предлагал. Теперь сделай еще одну вещь, и ты сможешь, наконец, отдохнуть.

– Я думаю, – горло мое сжалось, как лицо Галена Говра. – Я знаю, это прозвучит дико, но я думаю, что тех девушек убила Алисон Грининг.

Он поднял брови.

– Она посылала – я думаю, что это она, – те письма. Я видел ее, Белый Медведь. Она вернулась. В ту ночь, когда она умерла, мы дали клятву, что встретимся в 1975-м, и я приехал сюда из-за нее, и она... она вернулась. Я ее видел. Она хочет забрать меня с собой. Она ненавидит жизнь. Ринн это знала. Она...

Тут до меня дошло, что Белый Медведь не слушает меня. В следующую секунду он действовал быстрее, чем можно было ожидать от человека его размеров, и выбил из-под меня стул. Я упал и откатился к двери; ботинок Белого Медведя врезался мне в бедро.

– Чертов идиот, – прорычал он. В ноздри мне ударил запах пороха. Он пнул меня в живот, и я сложился пополам. Как в ночь смерти Пола, Белый Медведь склонился надо мной. – Ты думаешь, что выпутаешься, если будешь косить под сумасшедшего? Я расскажу тебе о твоей гребаной кузине, Майлс. Да, конечно, я был там в ту ночь. Мы оба были там, Дуэйн и я. Но Дуэйн ее не насиловал. Это сделал я. Дуэйн был слишком занят тобой, – я слушал, боясь даже вдохнуть. – Я ударил ее по голове как раз тогда, когда Дуэйн саданул тебя о камень. Потом я поимел ее. Она только этого и хотела – сопротивлялась только потому, что ты там был, – он взял меня за волосы и стукнул головой о пол. – Я не знаю, была ли она жива, когда я кончил. Она морочила меня все лето, маленькая сучка. Может, я даже хотел убить ее. Не знаю. Но я знаю, что каждый раз, когда ты произносил имя этой бляди, мне хотелось убить тебя, Майлс. Ты не должен был лезть в это старое дело, – он снова двинул меня головой о доски. – Совсем не должен был в это лезть, – он убрал от моей головы руку и шумно вздохнул. – И зря ты пытался рассказать об этом, все равно никто тебе не поверил. Ты ведь это знаешь? – я слышал его тяжелое дыхание. – Так ведь? – его рука вернулась и снова придавила меня к полу. Потом он сказал. – Пошли внутрь. Я не хочу, чтобы нас видели, – он втащил меня в дом и швырнул на пол. Я почувствовал острую, режущую боль в носу и ушах.

– Арестуй меня, – сказал я, не слыша собственного голоса. – Она меня убьет.

– Хочешь легко отделаться, Майлс, – я услышал, как его нога двигается по полу и приготовился к очередному пинку. Потом я услышал, что он пошел в кухню и открыл глаза. Зажурчала вода. Он вернулся со стаканом.

Он сел на старый диван и отхлебнул воды:

– Я хочу узнать кое-что. Как ты себя чувствовал, увидев в ту ночь Пола Канта? Как ты чувствовал себя, глядя на этого несчастного педика и зная, что все это случилось с ним из-за тебя?

– Я не делал этого, – сказал я или попытался сказать. Говр шумно вздохнул.

– Не заставляй меня начинать все сначала. Как же кровь на твоей одежде?

– Какая кровь? – я попытался сесть.

– Кровь. Я порылся в твоем шкафу. Кровь на штанах, и пара туфель с пятнами крови наверху, – он поставил стакан на пол. – Сейчас я заберу это все в лабораторию в Бланделле и узнаю, нет ли там крови одной из тех девушек. У Кэндис Мичальски и Гвен Олсон был тип АБ, а у Дженни Странд тип О.

– Кровь на одежде? Ах, да. Я тогда поранил руку. В первый день, как приехал. Она попала мне на туфли, пока я вел машину. Должно быть, и на брюки.

Говр покачал головой.

– И у меня тоже АБ.

– Откуда ты знаешь?

– Моя жена любила благотворительность. Мы с ней каждый год сдавали по пинте в центр переливания на Лонг-Айленде.

– Лонг-Айленд, – он опять покачал головой. – У тебя АБ? – он прошел мимо меня на крыльцо.

– Майлс, – окликнул он. – Если ты такой невинный, почему ты торопишься за решетку?

– Я тебе уже сказал.

– Бо-о-оже, – он положил назад мои туфли и брюки. Потом опять подошел ко мне. – А теперь послушай, что я тебе скажу. Уже пошли слухи. Я никому не буду мешать прийти сюда и разобраться с тобой. Немного закона джунглей тебе не повредит. Мне ты больше понравишься мертвым, чем в тюрьме, приятель. И я не думаю, что ты так глуп, чтобы попытаться сбежать от меня. На этой развалюхе ты все равно далеко не уедешь, – его нога приблизилась ко мне и остановилась в дюйме от моих ребер. – Понятно?

Я кивнул.

– Мы еще увидимся, Майлс. Мы оба получим то, что заслужили.

После того, как я целый час отмокал в горячей ванне, выгоняя боль вместе с паром, я поднялся наверх и работал несколько часов, пока не увидел, что уже стемнело. Я услышал, как Дуэйн кричит на дочь – сердито, монотонно, повторяя какое-то одно неразборчивое утверждение. И его крики, и темнота не давали мне больше работать. Провести еще одну ночь в старом доме казалось невозможным: я все еще видел ее сидящей возле моей кровати и смотрящей на меня пустыми глазами. Это была ее восковая модель, пускай и в точности копирующая ее лицо и фигуру, тонкая оболочка, под которой скрывались звезды и туманности. Я отложил карандаш, достал из шкафа куртку и спустился вниз.

Начиналась ночь. По небу неслись темные силуэты облаков. Над ними висела добела отмытая луна. Холодный ветер, казалось, дул на дом прямо с той дальней поляны в лесу. Я вздрогнул и забрался в “фольксваген”.

Сперва я хотел просто колесить по дорогам, пока не устану, а остаток ночи провести в машине; потом решил заехать к Фрибо и облегчить забытье дозой спиртного. Забытье вряд ли обошлось бы дороже десяти долларов. Я задребезжал по 93-му в направлении города, и потом подумал: за это время новость о заключении медэксперта наверняка разошлась по Ардену. Я окажусь или презираемым парией, или объектом охоты. На этом месте машина заглохла. Я проклял Хэнка Спелза, представив, как возвращаюсь в Нью-Йорк в неспешном ритме тридцати пяти миль в час. Нужно поскорее найти механика и за любые деньги отремонтировать мотор. Потом я вспомнил о восковом лице со скрывающимися за ним звездами и подумал, что буду счастлив просто добраться до Нью-Йорка живым.

Наконец я смог завести проклятый мотор. Проезжая по окраине Ардена, я увидел знакомую тень в окне и выпрыгнул из машины, прежде чем мотор опять успел заглохнуть. Я пробежал по черному асфальту улицы, по газону и надавил кнопку звонка Бертильсона.

Пастор открыл дверь, и на лице его отразилось изумление. Оно было так же похоже на маску, как и у нее. Он игнорировал тревожные оклики жены: “Кто это? Кто это?”

– Ну? – он улыбнулся. – Вы пришли за моим благословением? Или хотите исповедаться?

– Впустите меня. Я хочу, чтобы вы меня защитили. За его плечом появилось лицо жены, также похожее на маску.

– Мы слышали об ужасных деталях смерти Мичальски, – сказал он. – У вас отменное чувство юмора, Майлс, раз вы пришли сюда.