Брэм Стокер - Граф Дракула, вампир (сборник)

Через пару недель Эдгар Касуолл заметил, что змей не так уж ему мешает, наоборот — паривший в вышине над Замком коршун словно придал его жизни новый смысл. Теперь он уже откровенно любовался воздушными виражами своего чудовищного создания. Он даже приказал установить на смотровой площадке башни кресло и часами просиживал там, захваченный игрой со змеем, словно ребенок, наконец-то получивший в подарок желанную игрушку. Что, однако, не мешало ему временами наведываться на ферму «Мерси» и терзать своими визитами Лиллу.

Какими бы ни были чувства, которые он испытывал к ней первоначально, теперь их сменило нечто сродни животному инстинкту. Да и сам он сильно изменился: все, что в нем было человеческого и гуманного, постепенно атрофировалось, а эгоизм и жестокость его натуры все больше бросались в глаза. И он даже не давал себе труда поддерживать хотя бы видимость приличий. Однако, как ни странно, одновременно росло и его равнодушие ко всему окружающему. Касуолл замкнулся в себе, стал неразговорчив и угрюм. Соседи даже стали поговаривать, что он слегка помешался на своем воздушном змее: ведь он следил за ним уже не только все дни напролет, но даже и по ночам. И уже трудно было сказать, кто из них двоих кем управляет.

Казалось, весь смысл жизни Эдгара Касуолла теперь заключался в обеспечении полета змея. Он оборудовал смотровую площадку башни специальным барабаном, на который наматывалась несущая нить из прочнейшей проволоки; запасся резервными катушками с бечевой; установил специальный регулятор натяжения. Кроме того, по его распоряжению на башне днем и ночью дежурил кто-нибудь из слуг, следивший за тем, чтобы со змеем ничего не случилось. Благодаря сильным ветрам, естественным для горного ландшафта, змей мог подниматься на огромную высоту и улетать от Замка довольно далеко. В скором времени он стал как бы неотъемлемой частью «Кастра Регис», его символом, в то время как его хозяин, Эдгар Касуолл, начал приписывать созданию своих рук почти человеческие качества и даже моментами каким-то странным образом отождествлять себя с ним. Для него змей-коршун стал как бы персонификацией его собственного «я». Он не уставал придумывать все новые и новые развлечения, связанные со своим любимцем, и под конец увлекся старой детской игрой в «посланцев», когда нить, удерживающая змея, пропускается сквозь легкие бумажные кружочки, которые, благодаря особому способу натяжения бечевы и умению использовать воздушные потоки, скользят все выше и выше, к самому змею, как бы далеко тот ни улетел, а затем, достигнув максимальной высоты, плавно соскальзывают назад.

Этой забаве Касуолл мог предаваться часами. Сначала он запускал чистую бумагу, а потом начал писать на кружочках различные адресованные змею послания, словно тот мог их прочитать. Он окончательно убедил себя, что эта игрушка обладает свободой воли и разумом и, похоже, уже ждал от него какой-то ответной реакции. Продолжая отправлять сотни «посланцев», он начал разговаривать со змеем вслух и делиться с ним своими самыми сокровенными мыслями. Высота стоявшей на вершине скалы башни, непрерывный вой ветра, одинокое пятнышко в пустынном небе, скользящие с легким шелестом по бечеве «посланцы» — все это усиливало странный самогипноз, в который все глубже и глубже погружался Касуолл. Он почти полностью утратил связь с реальностью и ушел в свой воображаемый мир.

Следующим шагом к надвигающемуся безумию стала осенившая его идея о том, что надо помочь змею пробудить его сознание. И сделать это нетрудно: надо лишь посылать ему побольше вещей, которые уже обладают какой-нибудь магической энергией и силой. «Кастра Регис» имелась огромная коллекция различных диковинок, которую в течение веков накапливали в соответствии со своими интересами и вкусами многочисленные владельцы Замка. Особенно много в ней было различных предметов, так или иначе связанных с культами смерти: мумии и похоронные принадлежности из гробниц Древнего Египта; черепа и ритуальное оружие из Австралии, Новой Зеландии и Южных морей; идолы и маски из Древней Греции, Персии и Индии; орудия пыток американских индейцев; и, кроме того, обширное собрание различного оружия всех времен и народов: китайские ножи с двумя лезвиями, тибетские кинжалы, ужасные кривые «кукри» индийцев, орудия убийства из Италии и Испании, даже ножи работорговцев с Миссисипи. Каждый экспонат этой страшной коллекции нес в себе память о смерти и боли. Стоит ли говорить, что на Уулангу она произвела неизгладимое впечатление. Он мог часами бродить по расположенному в башне музею и изучил все ее экспонаты до мельчайших деталей. Он даже попросил разрешения заняться их реставрацией, и, когда получил позволение, воспринял это как высокую честь. С тех пор он немало времени уделял починке, полировке и заточке старых, заржавевших от крови клинков. Помимо всего вышеперечисленного, в коллекции были также и другие экспонаты, способные у большинства людей вызывать лишь содрогание и отвращение: засушенные гигантские тропические насекомые; чучела самых опасных и ядовитых змей, хищных рыб и ракообразных, покрытых броней с грозными шипами; чучела гигантских осьминогов и прочих столь же отвратительных созданий природы. В следующем отделе музея помещались засушенные ядовитые грибы, а также различные ловушки, силки и западни, созданные человеческим разумом для поимки животных, рыб и насекомых. Затем шли разнообразные орудия пытки для людей, из которых самыми гуманными были те, что несли скорую смерть.

Касуолл, прежде даже не заходивший в музей и понятия не имевший о том, что там находится (кроме тех редкостей, что привез он сам), теперь необычайно заинтересовался коллекцией своих предков. Он вплотную занялся ее изучением и систематизацией; он разобрался в действии всех смертоносных механизмов и определил их назначение. Не всегда это получалось с первого раза, ему пришлось немало поломать голову над некоторыми хитроумными уловками древних мастеров, но терпения и желания у него было в избытке, и однажды он обнаружил, что для него больше не осталось ни единого секрета. Поскольку аппетит приходит во время еды, Эдгар Касуолл заинтересовался и запасниками музея, то есть чуланами и клетушками, где хранились еще не разобранные (иногда и лет по сто) привезенные из разных стран диковинки. Замок был огромен, и в нем имелось немало потайных местечек. Когда Касуолл стал расспрашивать о них дворню, в один голос указали ему на Саймона Честера, как на единственного человека, знавшего все закоулки старинного здания. Эдгар немедленно послал за ним. Саймон оказался немощным стариком, которому стукнуло никак не меньше девяноста лет. Он родился в Замке и с детства служил всем сменявшим друг друга управляющим. Однако, когда Касуолл стал расспрашивать старого слугу, нет ли еще где-нибудь в доме того, что могло бы пригодиться для музея, тот необычайно разволновался и, судя по его смущенному виду, попытался притвориться, будто ему ничего не известно. Он настолько неумело отнекивался, что Эдгар, ничтоже сумяшеся, резким тоном приказал ему немедленно рассказать, что за страшная тайна спрятана в стенах замка и где она сокрыта. Поняв, что отмолчаться не удастся, а секрет так или иначе будет раскрыт, старый слуга рассказал все, что знал; даже в самых смелых мечтах Эдгар не мог себе представить, что подобное может попасть в его руки.