Юлия Набокова - Трепет черных крыльев (сборник) [дополн. изд.]

— Поможете в этом деле, раскрою вам секрет.

Его реплика прозвучала так, словно он опять угадал ход моих мыслей.

— Что значит: «поможете в деле»? — спросила я, стараясь не уступать сомнениям.

— Опера РУВД не справятся. А у вас получится.

— Какое предположение привело к такому выводу?

— Вы самый подходящий кандидат. Единственный.

— Не понимаю.

— Все просто: вы не верите ни во что, кроме науки, — последовал ответ. — В нынешней ситуации это большое преимущество.

— Неужели?

— Вы не верите и не боитесь. Вам не знакомы ни суеверия, ни страхи, ни фантазии. В детстве вы не боялись ни темноты, ни привидений, ни того, кто живет под кроватью, ни волосатого гнома, шуршащего в шкафу. Вы большая редкость в наше время: чистый рациональный мозг, самодовольный и защищенный от сомнений.

— Это вы комплимент мне сделали?

— Как вам будет угодно.

Мне понадобилась лишняя секунда, чтобы подобрать слова:

— Я занимаюсь наукой, а не домыслами. Красивые рассуждения — не повод бросаться головой в омут какой-то авантюры.

— Но вам же хочется сделать великое открытие?

Удар был слишком точен, чтобы ему противостоять. Я сжала губы.

О том, что я мечтала сделать открытие, не знал никто. Как он догадался о моей сокровенной тайне? Да, я хотела совершить великое открытие, которое бы стало ключом к потаенным знаниям о человеческом организме.

— У вас аналитический ум, сильный характер и бесстрашие, — продолжил он, не дождавшись от меня ответа. — Такие качества редко встречаются у девушек. Их надо использовать.

— Согласна. Что надо делать? — спросила я, даже не подумав, словно меня кто-то подтолкнул.

— Быть там , где и когда будет нужно.

— Без разрешения моего руководителя не имею права.

— Об этом не беспокойтесь.

По-хорошему мне нужно было бы отказаться, но я чувствовала внутри сопротивление: мне хотелось отвечать согласием на все, что предлагал мне этот человек. Он явно обладал даром убеждения или гипноза, да как угодно назовите его способность подчинять людей своей воле.

— Помогать надо факультативно? — спросила я.

— Хорошее определение.

— Я не знаю, как к вам обращаться.

— Меня называют Фауст, — ответил он.

Я невольно скривилась. Фауст! Надо же такое придумать. Нашел за каким именем спрятаться. Однако нас это сближало. Ведь средневековый доктор тоже отдавал все силы науке и познанию мира.

— Что вам известно о жертве? — спросил он.

Я изложила все, что узнала от оперов о малоприятном типе по кличке Мякиш. Фауст слушал внимательно. Рассказывать ему было трудно — лицо его оставалось неподвижным, как у статуи. Наконец, исчерпав все факты, я замолчала. Фауст кивнул:

— Кое-что добавлю: Мякиш переругался со всеми соседями. Он выгуливал пса на детской площадке без намордника и хамил каждому, кто попадался на пути. В общем, крутой пацан. Вы забыли нечто важное, эксперт Чернова.

— Никто не видел, как это произошло, — сказала я. — Свидетелей нет.

— Свидетелей нет, — повторил Фауст. — И это странно. Казалось бы, поблизости много людей: пара старушек у подъезда, молодая мать гуляла с коляской, компания молодых лоботрясов сидела на скамейках. А никто ничего не слышал. Мякиш упал как подкошенный.

— Откуда вы узнали об этом?

— Поговорил с людьми. Как объясните такую странность?

— Я привыкла опираться на факты. В мои обязанности не входит объяснять странности.

— И все же, как полагаете: что напугало ротвейлера? Есть идеи, эксперт Чернова?

— Повторяю, мое дело находить конкретные факты и исходя из них выстраивать предположения. Нет фактов — нет идей, — ответила я.

— Уже известно, кто обнаружил тело? — спросил Фауст.

— Местный дворник, фамилия Туркулец.

— Таджик?

— Молдаванин. — Я хорошо запомнила детали протокола.

— Хороший человек, — сказал Фауст.

— Вы с ним говорили?

— Нет. Это и так понятно. Трудился вечером, не побоялся вызвать полицию, хотя у самого наверняка не все чисто с миграционной службой.

— В показаниях он заявил, что не видел нападавшего.

— И не мог видеть.

Похоже, мы снова вернулись к тому, с чего начали. Я постаралась дать понять Фаусту, что его обаяние, каким бы сильным оно ни было, не властно надо мной. Я задала вопрос, который не давал мне покоя:

— Искренно не понимаю, зачем вам заниматься этим делом?

— Дело не во мне. А вот вы получите новые знания.

— Знания? О чем?

— О том, что мир устроен сложнее, чем кажется. В нем есть многое, что не поддается рациональному объяснению.

Что ж, он бросал мне вызов, и я не могла не принять его. Как чудесно будет доказать ему, что рациональные знания, науку, еще никто не смог победить.

— Что мне предстоит делать? — спросила я.

— Остановить убийцу, — ответил Фауст и вышел, закрыв за собой дверь.

Я была уверена, что он скоро вернется. Но я еще не знала главного: что именно сейчас жизнь моя изменилась безвозвратно. Самые большие события начинаются незаметно — вот что мне предстояло узнать в ближайшем будущем.

Настало воскресенье. Я сидела дома с томиком средневековых историй о докторе Фаусте, когда мобильник, лежащий передо мной на столе, мелко завибрировал. Я дала себе слово, что сегодня не высуну носа из дома. Однако после четвертого вызова сдалась. Звонил Толя Копылов. Он раздраженно спросил, почему я не брала трубку, проигнорировав мое объяснение про выходной. Копылов потребовал немедленно приехать на место преступления, причем был так взволнован, что обращался ко мне по фамилии, без своей обычной фамильярности. Я попыталась донести до него мысль, что не намерена сегодня работать. Однако он не стал слушать возражения и сухо посоветовал не «трепать зря языком», а немедленно взять такси и мчаться на вызов.

Я примчалась. Вокруг знакомого пустыря снова выставили оцепление: никого близко не подпускали. Сразу за мальчиками постовой службы выстроилась шеренга машин с особо важными номерами. Кажется, приехало все городское начальство — из главка, Следственного комитета и даже прибыли суровые мужчины в штатском, что происходило нечасто. Значит, делу присвоили особый статус. Оставалось лишь удивляться, как еще телевидение не пронюхало о случившемся.

Копылов схватил меня за руку, взмахнул удостоверением и протащил мимо оцепления. Обойдя начальство, мы приблизились к пустому пространству, посреди которого лежало тело, накрытое черным полиэтиленом. На нас нацелились взгляды всех руководящих лиц, однако сейчас меня это мало беспокоило. Я высвободила руку из захвата опера, подошла к телу и приподняла край полиэтилена.

На вид девушке было не больше двадцати пяти лет, мелированные волосы, яркий макияж: густо накрашенные ресницы, кричащая помада. Накрашена, как кукла. Как же омерзительно смотрится косметика на лице, подумала я невольно. И особенно на мертвом лице. То, что с сделали с жертвой, было понятно даже без тщательного осмотра. Впрочем, мне и не дали толком провести осмотр.