Юлия Набокова - Трепет черных крыльев (сборник) [дополн. изд.]

— Девочка! — Она все поняла правильно. Теперь, когда Макс указал ей путь, в голове прояснилось. — Если девочка существует на самом деле, если она сейчас у Сказочника, то родители должны были заявить о ее пропаже, в сети должна быть ее фотография!

Фотография нашлась. С экрана ноутбука им с Максом улыбалась девочка лет десяти. Пропавшая три дня назад девочка, умница, отличница, мамина-папина радость, будущая модель для постмортем… Если они не успеют.

— Успеем. — Макс пошел дальше, Макс вспомнил, что он крутой программист и потенциальный хакер.

Его пальцы, тонкие и длинные, словно у пианиста, уже летали над клавиатурой, а на мониторе сменяли одна другую заметки, фотографии, картинки. Алиса следила за ним затаив дыхание, позабыв про давно остывший кофе.

— Смотри, что я нашел!

Сначала Алиса решила, что это иллюстрация, точно такая же, как в ее книге, и лишь через мгновение поняла, что это не иллюстрация, а фотография…

Золотоволосая девочка у похожего на бойницу окошка, все складочки нарядного платья аккуратно расправлены, костяной гребешок запутался в длинных волосах. И кажется, что девочка на фотографии жива, но сердце кричит — не верь, это не безобидная фотография, это постмортем! Для Маруси наступило время сказок, потому что она, Алиса, пообещала, но не спасла…

Алиса не плакала с того самого момента, как вырвалась из лап Сказочника, думала, что не заплачет больше никогда. Она ошибалась. Слез было много, так много, что в них можно было утонуть. Слезы не приносили облегчения, от них становилось только хуже.

— Я так и знал, что он не сможет удержаться. — Макс не утешал, Макс не отрывался от ноутбука. — Таким тварям нужно признание. Слышишь, Алиса, он наследил! И по этим следам я найду его, как по чертовым хлебным крошкам! Алиса, ты прости, но мне нужно уйти! Я вернусь сразу, как только что-нибудь нарою.

Максу понадобилась всего одна ночь и помощь друзей-хакеров.

— Собирайся, — сказал он с порога и поцеловал Алису в нос, как маленькую. — Я знаю, кто это с вами сделал! — В этом был весь Макс, он продолжал считать ее жертвой, даже после того, как узнал всю правду про Марусю. — Я за рулем, по пути все расскажу!

Подчиняясь Максовой воле, джип ревел зло и задиристо, скользил по пустынной трассе наперегонки с собственной тенью, рвался в бой. Алиса смотрела прямо перед собой, до боли в пальцах сжав кулаки.

— Тебе нужно кое-что узнать. — Не сводя взгляда с дороги, Макс успокаивающе погладил ее по коленке.

— Я хочу знать про эту сволочь все.

— Не про сволочь… — Все-таки Макс на нее посмотрел. Посмотрел как-то странно, одновременно растерянно и задумчиво. — Алиса, это касается Маруси…

Он говорил торопливо, словно боялся, что она захочет его остановить, словно сам не верил своим словам. Он говорил, Алиса слушала, и тиски, которые сжимали ее все эти годы, с каждым сказанным словом ослабляли свою смертельную хватку. Оказалось, что она забыла, как это — дышать полной грудью, а теперь вот училась дышать и жить заново.

— …А он и в самом деле фотограф! Говорят, талантливый и самобытный. — От злости голос Макса вибрировал в унисон мотору. — Он фотографировал детей в твоем интернате. Он фотографировал тебя, Алиса! Вспоминай!

Она вспомнила. Молодой, но с уже обозначившимися залысинами, в уютной клетчатой рубашке, в коротковатых брюках, карманы которых были набиты карамельками. Он улыбался Алисе так, словно был ее лучшим другом. И фотографию сделал очень красивую. Это была единственная фотография, на которой Алиса себе нравилась. Определенно, он был очень хорошим фотографом. Определенно, это не мешало ему быть очень страшным человеком…

— …Перспективный, талантливый, из интеллигентной семьи. — Макс говорил, а желваки на его небритых щеках ходили ходуном. — Его дед был смотрителем той самой усадьбы, в которой в последующем организовали детский дом. А во время Великой Оте-чественной в усадьбе располагалась немецкая комендатура. Думаю, книга сказок осталась с тех самых времен, как и фотокамера. А язык он выучил сам, в силу таланта! — Макс не выдержал, выругался, виновато посмотрел на Алису. — Знаешь, он ведь в самом деле талантливый. Я видел его работы. Не те… другие. Год назад его фотографии выставлялись в Берлине, говорят, произвели фурор у тамошней публики.

— Это точно он? — Она должна была спросить. Им нельзя ошибиться: на кону жизнь маленькой девочки.

— Он заказал красные башмачки. Не купил готовые, а пришел к обувщику со своими рисунками и мерками. Сказал, это нужно для будущей инсталляции, сказал, что важна каждая деталь.

— Они уже готовы — башмачки? — Сердце пропустило удар, а почти разжавшиеся тиски снова начали сжиматься.

— Я не знаю. — Макс снова успокаивающе погладил ее по коленке.

— Куда мы едем?

— Его дед был не только смотрителем усадьбы, но и охотником. В лесу недалеко от интерната есть охотничий домик. Я думаю, он держит девочку там. Так же, как и вас с Марусей…

Они оставили джип на лесном проселке, дальше пошли пешком. Сколько Алиса ни старалась, ни дорогу, ни сам лес вспомнить так и не смогла. И показавшийся из-за еловых лап домик она тоже не вспомнила, но внутри вдруг заныло, завибрировало, словно что-то в ней вот прямо сейчас настраивалось в резонанс с этим местом.

— Ты только не суйся, — сказал Макс одними губами. — Если он там, я сам разберусь. Представлюсь туристом, скажу, что заблудился.

— Мы вдвоем заблудились. Как Гензель и Гретта.

— Нет. — Макс взял ее за руку, крепко сжал. — Он фотограф, у него хорошая память на лица. Если он тебя узнает, все может осложниться. Не бойся, я не маленький ребенок, со мной ему так просто не справиться. Доверься мне.

Ей было тяжело довериться. Но еще тяжелее ей было переступить порог мастерской, маскирующейся под старый сарай. Здесь, в лесной глуши, время вдруг обратилось вспять, ломая и корежа, перекраивая наново, превращая взрослую женщину в маленькую испуганную девочку. Пришло время сказок, дитя… Беги! Беги со всех ног!

И Алиса побежала. Она бежала на встречу с чужой страшной сказкой и порог мастерской переступила уже не напуганной маленькой девочкой, а взрослой женщиной. Она готова!

— …Я же просил. — В голосе Макса не было злости — одна лишь мрачная сосредоточенность.

На Алису он даже не глянул. Он был занят, он вязал грубые узлы на по-аристократически хрупких запястьях человека, чье лицо Алисе все никак не удавалось разглядеть. Человек лежал ничком, не сопротивляясь, не пытаясь избавиться от пут.

— Пришлось ему врезать… На всякий случай. — Макс легко, как тряпичную куклу, подхватил человека под мышки, подтащил к верстаку. — Сейчас я его упакую…

— Это он?..

Алиса была близко, но по-прежнему не могла рассмотреть лица. Она видела лишь удивительной красоты красные сапожки и лежащую рядом пилу…