Энн Райс - Лэшер [litres]

Судя по всему, у Роуан произошел выкидыш, причем патологическая беременность повлекла за собой многочисленные осложнения.

– Удивительно, что она еще дышит, – говорили врачи.

Она дышала до сих пор.

Кто знает, что удастся найти во влажной траве заболоченного парка неподалеку от Сент-Мартинвиля? Отправить туда поисковый отряд предложила Мона. Сначала она хотела поехать сама. Патрик, ее отец, наконец протрезвел и преисполнился решимости помочь дочери. Но Райен попросил Мону остаться здесь, с ним. Мона не сразу поняла, зачем она ему понадобилась. Неужели дядя Райен так за нее беспокоится?

Но когда Райен начал то и дело связываться с ней по селектору и задавать ерундовые вопросы или высказывать ерундовые предположения, Мона догадалась: он просто-напросто нуждается в поддержке. Что ж, это вполне понятно. Она готова его поддержать. В перерывах между разговорами с Райеном она неутомимо стучала по клавишам компьютера, занося в его память новые факты и свидетельства.

Незадолго до полуночи они получили информацию о неком офисном центре в Хьюстоне.

От этого центра до того места на шоссе, где Роуан остановила грузовик, вполне можно было дойти пешком. Огромное здание стояло совершенно пустым, и лишь пятнадцатый этаж был сдан в аренду, причем никто не мог сказать, является арендатор мужчиной или женщиной. Этот пятнадцатый этаж представлял собой мрачное зрелище. Судя по всему, Роуан держали здесь в качестве пленницы. Несомненно, ее даже привязывали к кровати. Матрас пропитался мочой и испражнениями. Тем не менее постель была застелена чистыми простынями, а вокруг стояли цветы. Некоторые из них еще не успели увянуть. В комнате обнаружили также свежую еду.

Все это наводило ужас. Стены и пол в ванной комнате были забрызганы кровью, причем, как выяснилось, не кровью Роуан. Какой-то человек, несомненно, был здесь серьезно ранен, возможно даже потерял сознание. Фотографии ванной уже были получены по факсу. Однако кровавые следы вели к лифту, а затем к входной двери. Из этого следовало, что пострадавший пришел в себя и покинул здание.

– Похоже, в лифте он опять потерял сознание. Вот, посмотри. На ковре большое пятно крови. Этот тип еле держится на ногах, – заявил Райен, показывая фотографии Моне.

– Возможно, тогда, сразу после ранения, он и в самом деле еле держался на ногах, – возразила она. – Но вполне вероятно, что сейчас он уже успел залечить свою рану и полностью оправился.

Нанятые Мэйфейрами агенты объездили все пункты скорой помощи Хьюстона, а также все клиники, больницы, приемные докторов. Они обыскали весь город, от центра до отдаленных предместий, пытаясь обнаружить, куда направился раненый. В непосредственной близости от офисного центра они не пропустили ни одного дома, ни одной двери, ни одного закоулка. Они облазили чердаки и крыши, обошли все скверы, опросили владельцев всех магазинов и ресторанов. Если этот человек, которому мешала передвигаться кровоточащая рана, скрывался бы где-то поблизости, они бы непременно его обнаружили.

Но раненый словно в воду канул. На улице цепочка кровавых следов обрывалась. Возможно, человек сел в проезжавшую мимо машину. Возможно, пересек проезжую часть и скрылся в неизвестном направлении. Так или иначе, дальнейшая его судьба пока оставалась тайной.

Расследование проводилось в обстановке строгой секретности. Оно касалось исключительно членов семьи Мэйфейр, хотя, конечно, справиться со всей работой собственными силами было невозможно. Но в погоне за информацией Мэйфейры не жалели денег.

Они обратились сразу в несколько сыскных агентств. Сотрудники этих агентств получили задания. Сведения, которые им удалось добыть, сопоставлялись и анализировались. Частные доктора взяли образцы крови с пола злополучной ванной и направили их для анализа в частные лаборатории, названия которых были известны только Лорен и Райену. В комнате, где Роуан держали в заточении, были тщательно собраны отпечатки пальцев. Вся одежда – а ее в комнате обнаружилось достаточно много – была снабжена специальными ярлыками, упакована и отправлена на фирму «Мэйфейр и Мэйфейр». Контейнер с этими вещами должен прибыть в самом скором времени.

Ни одна, даже самая тонкая нить, способная привести к разгадке, не была оборвана. Благодаря клочкам почтовой бумаги и кодовому ключу от двери, найденным в Хьюстоне, они вышли на отель в Нью-Йорке. Все сотрудники этого отеля были опрошены. Водитель грузовика, один из самых важных свидетелей, прибыл в Новый Орлеан. Мэйфейры оплатили ему все дорожные расходы, так как хотели побеседовать с ним с глазу на глаз, а не по телефону.

Да, опустевшая камера Роуан в необитаемом офисном центре являла собой жуткое зрелище. Увядшие, гниющие цветы. Осколки фарфора на залитом кровью полу. Роуан удалось отсюда бежать. Но спастись она все же не сумела. В пути ее настигло нечто ужасное. Это произошло на краю лужайки, под огромным старым дубом. Исполинский дуб, настоящая местная достопримечательность, имел даже имя – Дуб Габриэля. Чрезвычайно живописное место. Моне доводилось там бывать. Туда часто привозили школьные экскурсии. Если вы приехали в Сент-Мартинвиль, вам обязательно следует посетить Музей Аркадии и увидеть Дуб Габриэля. Вообще-то, в Сент-Мартинвиле два знаменитых дуба: Дуб Эванджелины – он красуется в самом центре – и Дуб Габриэля – этот растет за городом, неподалеку от старого дома. Говорят, он опирается на ветви, словно на локти: Габриэль, ожидая свою возлюбленную Эванджелину, устал и захотел прилечь. На земле, между этими локтями-ветвями, Роуан и настигла беда.

Токсический шок, аллергическая реакция, поражение иммунной системы. Доктора терялись в догадках. Однако в крови пациентки не удалось обнаружить никаких токсинов – ни вчера, ни сегодня. Об одном можно было говорить с уверенностью: у нее случился выкидыш. Возможно, он послужил единственной причиной ее нынешнего состояния.

Ужасно, ужасно. Как все это ужасно.

Но ужаснее всего было смотреть на Роуан, пластом лежавшую в белоснежной больничной постели. Голова ее неподвижно застыла на подушке, взгляд пустых глаз был устремлен в потолок. Она потеряла много крови, была сильно истощена, и лицо ее стало белым как бумага. Именно эта мертвенная бледность и безжизненность вытянутых вдоль тела, слегка повернутых ладонями вверх рук производили особенно гнетущее впечатление. Лицо ее полностью лишилось выражения, на нем не читалось ни малейшего проблеска мысли или чувства. Широко открытые глаза, казавшиеся теперь слишком круглыми, абсолютно не реагировали на свет и движение. Рот неожиданно уменьшился и тоже казался круглым; губы Роуан утратили индивидуальность, некогда делавшую их соблазнительными и женственными. Сидя у постели Роуан, Мона заметила, что неподвижность больной не абсолютна: в какой-то момент она попыталась согнуть руки, но сиделка вновь вытянула их вдоль тела.