Стивен Кинг - Томминокеры

Андерсон сидела перед окном в кресле-качалке, и со стороны могло показаться, будто бы она читает. На самом деле Бобби мучилась… мучилась над унылым очерком о Гражданской войне. Сухой, точно пыль под кроватью, он еще пригодится в случае, если вдруг грянет новая война. Что, кстати, может произойти в любой момент.

С каждым раскатом грома Питер еще чуть-чуть придвигался к хозяйке, изображая на морде несколько виноватую ухмылку. Да, мол, знаю-знаю, эти глупости неопасны; я просто подсяду ближе, ладно? А если по-настоящему грохнет, сгоню тебя к чертям собачьим с этого кресла, что скажешь? Ты ведь не против, Бобби?

Гроза усилилась к девяти часам вечера; к тому времени Андерсон была уже твердо уверена: ночью им мало не покажется. «Да уж, льет как из ведра», – подумала Бобби. Пришлось идти на кухню за газовой лампой и искать в кладовке. Пес поплелся следом, поджимая хвост и не расставаясь с виноватой ухмылкой. Хозяйка чуть не споткнулась об него на выходе.

– Дорогу, Питер.

Тот немного подвинулся… но тут же бросился прямо к ее ногам, испугавшись ужасного громового раската, от которого задрожали оконные стекла. Когда Андерсон вернулась к креслу-качалке, комнату заливали голубоватые вспышки. За окном шумели и вздыхали деревья под сильным ветром.

Питер уселся у самого кресла и поднял на хозяйку выразительный умоляющий взгляд.

– Ну ладно, – вздохнула она. – Иди сюда, размазня.

Пса не пришлось просить дважды. Он резво вскочил к ней на колени, больно дав лапой под дых. Питер всегда попадал или туда, или по груди. Не то чтобы специально целился – так уж получалось. Это одна из загадок Вселенной – ну, вы знаете, из серии: почему, когда вы страшно спешите, лифт непременно останавливается на каждом этаже? Если и можно было как-нибудь уберечься от этих ударов, то Бобби Андерсон еще только предстояло это выяснить.

Гром расколол небеса. Пес прижался к хозяйке вплотную. Его запах марки «одековонь» ударил прямо в нос.

– Давай, осталось только мне в горло вцепиться, и дело с концом!

Питер в который раз виновато осклабился, точно говоря: «Сам знаю, могла бы и промолчать».

Вой ветра звучал все громче. Лампочки уже начинали мерцать. Верный знак: скоро Роберта Андерсон и система электроснабжения помашут друг другу ручкой. Часов до трех-четырех утра как минимум. Бобби отложила очерк в сторону и обняла своего любимца. На самом деле она ничего не имела против редких летних гроз, да и зимних метелей тоже. Ей нравилось ощущать их мощь, наблюдать и слушать, как действуют могущественные силы природы – грубо, слепо, уверенно, с неким безрассудным состраданием к земле. Те же самые стихийные силы словно заряжали ее энергией, заставляли шевелиться волоски на руках и затылке при каждой особенно яркой вспышке…

Как-то раз между Бобби и Джимом Гарденером произошел один очень странный разговор. В голове у Гарда была стальная пластина, пожизненное напоминание о несчастном случае во время лыжной прогулки, чуть не убившем его в возрасте восемнадцати лет. Так вот однажды, меняя лампочку, он по неосторожности угодил указательным пальцем в патрон и получил весьма ощутимый удар током. В принципе, это было предсказуемо, а вот последствия – нет. Всю неделю потом он слышал музыку, выпуски новостей и рекламу прямо у себя в голове. Гард признался, что очень боялся тогда сойти с ума. На четвертый день ему даже удалось разобрать позывные передающей станции, одной из бангорских, вещающих на средних волнах. Джим записал названия трех песен, прозвучавших друг за другом, и позвонил узнать, действительно ли их передавали в это время (плюс рекламу полинезийского ресторанчика «У Синга», автомобилей «виллидж субару» и музея птиц в Бар-Харбор). Оказалось, передавали.

На пятый день, по его рассказам, сигнал стал слабее, а через двое суток и вовсе пропал.

«Это все из-за дурацкой железки, – посетовал Гард, легонько стукнув кулаком по шраму на левом виске. – Даже не сомневаюсь. Ясное дело, тысячи людей надо мной бы сейчас посмеялись, но я абсолютно уверен».

Услышав подобную байку от кого-то другого, Бобби решила бы, что над ней подшутили. Но это был Джим: достаточно посмотреть ему в глаза – и вы бы тоже все поняли.

Большие бури несут в себе большую силу…

Полыхнувшая молния залила комнату голубоватым сиянием, оборвав все мысли. Бобби увидела в окне машину с первыми каплями дождя на лобовом стекле, короткую грязную подъездную дорожку, почтовый ящик с опущенным и надежно прикрепленным к алюминиевой стенке флажком, и деревья, гнущиеся под ветром. Спустя мгновение раздался и гром. Питер подскочил, жалобно скуля. И тут отключился свет. Без прелюдий, мерцаний… Просто взял и отключился. Сразу повсюду.

Андерсон потянулась за фонарем – и вдруг замерла.

На дальней стене, по правую сторону от уэльского комода дядюшки Фрэнка светилось зеленое пятно. Оно подпрыгнуло на два дюйма, двинулось вправо, влево, на миг исчезло, потом возникло снова.

Ночной кошмар вернулся в виде жуткого дежавю. Вспомнилась лампа из рассказа Эдгара По, и почему-то в связи с другой книгой – с «Войной миров» Уэллса. Или даже так: с марсианскими тепловыми лучами, что сеяли смерть по всему Хаммерсмиту.

Бобби медленно (так что шея хрустнула, будто дверь на несмазанных петлях) повернулась к псу, уже догадываясь, что она там увидит. Свет струился из глаза Питера. Из левого. Тот просто сочился колдовским зеленым сиянием, вроде огней святого Эльма, которые плавают над болотной трясиной после удушливых дней.

Даже нет… Светился не глаз. Катаракта… Точнее, ее остатки. Она заметно уменьшилась со времени утреннего визита в клинику. Зато теперь левая часть морды излучала зеленоватое свечение, и пес напоминал какого-то монстра из комиксов.

Первым порывом хозяйки было скинуть его с колен и удариться в бегство…

Но ведь это же Питер , в конце концов. А он и так перепуган до полусмерти. Брось его – вообще придет в ужас.

Кромешная тьма взорвалась громовым раскатом. На этот раз подпрыгнули оба. А потом хлынул ливень – нескончаемым шумным потоком. Андерсон снова обернулась к стене, где продолжал качаться и плавать зеленый блик. Когда-то в детстве Бобби, лежа в постели, подолгу играла с наручным «Таймексом», заставляя похожие отсветы от экрана плясать по комнате.

«И кстати, Бобби, что эта штука творит с тобой ?»

Потаенный зеленый огонь в глазу Питера уничтожает его катаракту. Пожирает ее. Бобби повернулась обратно и чуть было не передернулась, когда Питер лизнул ей руку.

В ту ночь она долго лежала без сна.

Когда Бобби наконец-то проснулась, на часах было около десяти. По всему дому горел свет – значит, подсуетились-таки на местной подстанции. Андерсон прошлась по комнатам в носках, выключая лампы, а потом выглянула в окно. Питер сидел на пороге. Она впустила его и первым делом осмотрела глаз. Кошмар, пережитый ночью, еще не забылся, но в ярком свете летнего утра он уступил место приятному изумлению. Да кто угодно бы испугался, увидев что-то подобное в темном доме без электричества, во время бушующей за окном грозы.