Линкольн Чайлд - Обсидиановый храм

– Неудачу?

– Я полагаю, что ты уже ощутила болезненные побочные эффекты этого. Мне очень, очень жаль.

Не найдясь, что ответить, она отвернулась:

– Что случилось?

– Биохимия процессов чрезвычайно сложна. Достаточно сказать, что я допустил ошибку, но сейчас уже исправил ее.

Он извлек коробку и открыл ее, демонстрируя трехсотмиллилитровый пакет, заполненный фиолетовой жидкостью.

– Вот почему ты отправился на Ки-Уэст?

– Да.

– Чтобы добыть еще больше cauda equina?

Диоген ожидал подобного вопроса.

– Господи, нет! – он энергично затряс головой. – Точно нет. Препарат целиком синтетический, и в человеческих тканях больше нет необходимости. Просто первый его синтез оказался неправильным из-за предположений, которые я допустил. А сейчас я изменил формулу и изготовил новую партию. Исправленную партию.

– Ясно.

Констанс выглядела такой изнуренной, что состояние ее здоровья внушало нешуточные опасения.

– Теперь я хочу отдать его тебе, чтобы ты могла восстановиться и набраться сил.

– Как я узнаю, что эта партия тоже не является ошибочной ? – в ее тоне сквозила отрешенная сухость, заставившая Диогена вздрогнуть.

– Пожалуйста, поверь мне, Констанс. Я в точности разобрался, что именно пошло не так, и исправил ошибку. Этот состав будет работать. Клянусь тебе в этом со всей силой своей любви: он сработает.

Она ничего не сказала. Он встал и направился к шкафу с капельницей, достал стойку и подкатил ее к креслу Констанс, затем разложил на столе стерильную салфетку, перетянул руку девушки жгутом, определил положение вены и ввел в нее иглу капельницы. Констанс смотрела на него безразличным и безжалостным взглядом. Работая быстро, он начал вводить ей физраствор, пока вешал на стойку пакет со снадобьем, затем открыл запорный клапан, и через мгновение розовато-фиолетовая жидкость поползла по трубке.

– Я ведь уже доверялась тебе, и ты не сумел оправдать мое доверие, – наконец-то, заговорила Констанс, и ее голос стал колючим от раздражения. – Почему я снова должна тебе доверять?

– В первый раз я оказался слишком нетерпелив, слишком спешил дать тебе чудо долголетия.

– Ты и сейчас выглядишь довольно нетерпеливым.

Диоген глубоко вздохнул.

– Я тороплюсь, потому что люблю тебя и хочу, чтобы ты была счастлива и здорова. Но я действовал размеренно, когда синтезировал этот препарат.

Целую минуту она хранила молчание, и казалось, что вокруг нее сгущается воздух.

– Я не уверена, что хочу быть твоей подопытной морской свинкой.

– Моя прекрасная Констанс, ты морская свинка только в том смысле, что это лекарство разработано только для одного человека – для тебя. И нет никого, на ком бы я мог его еще опробовать.

– За исключением себя.

– Это совсем другое дело.

Он невольно отметил, что даже в таком изнуренном состоянии вспыльчивость не покидает ее. Констанс уже покачала головой и собиралась что-то сказать, но Диоген тут же заговорил, стараясь успокоить ее:

– Все это для тебя ново. И ты больна. Дай этому снадобью время. Пожалуйста. Это все, о чем я прошу.

С явным раздражением она громко выдохнула и отбросила волосы с лица, ничего не сказав. Диоген взглянул на пакет. Он увеличил поток, чтобы ввести эликсир как можно быстрее, и к этому моменту пакет опустел примерно наполовину.

– Твое плохое настроение – последствия дефективного эликсира, – сказал Диоген, и как только он это произнес, то понял, что совершил ошибку.

– Мое плохое настроение , – сказала она, – связано с твоей чрезмерной заботой, и тем, что ты буквально ползаешь по дому, прислушиваясь ко всем моим шагам. Я чувствую, что меня преследуют.

– Прости, я не знал, что настолько тебя беспокою. Я дам тебе всю свободу, которую ты только пожелаешь. Просто скажи, чего ты хочешь.

– Для начала избавься от того телескопа в башне. Мне кажется, что ты следишь за мной.

Диоген с удивлением отметил, что лицо его заливает предательский румянец.

– Я так и думала, – сказала она, пристально глядя на него. – Ты шпионил за мной. Наверняка, когда я на днях купалась.

Диоген смутился. Он не смог заставить себя отрицать это обвинение, и его молчание рассказало ей обо всем красноречивее слов.

– Пока тебя не было, здесь все было хорошо. Я бы хотела, чтобы ты и вовсе не возвращался.

Эти слова ударили Диогена почти физически ощутимо – словно кто-то незримый нанес ему полосную ножевую рану.

– Это не только жестоко, но и несправедливо, – собравшись с силами, отозвался он. – Все, что я делал – все – было только для тебя.

– Жестоко? И это я слышу от самого маэстро жестокости?

Диоген понял, что уже почти полминуты не дышит, а слова Констанс продолжали мерно разрезать его на кусочки. Он чувствовал, как внутри него растет чувство униженности и… гнева.

– Ты решила отправиться сюда, хорошо зная мое прошлое и мою историю. Тебе не кажется, что неправильно теперь корить меня ими?

– Неправильно ? Да кто ты такой, чтобы решать, что правильно, а что нет? – она громко и саркастически рассмеялась.

Эта необузданная, дикая вспышка заставила Диогена стушеваться. Он понятия не имел, как ответить на эти вопросы и что сказать в свою защиту. Препарат был введен уже на три четверти. Он мог только надеяться, что, во имя Господа Бога, он скоро подействует должным образом. Констанс подобными разговорами взращивала в себе ярость, и распаляла сама себя.

– Когда я вспоминаю то, что ты сделал, – сказала она, – во всей этой истории, когда я вспоминаю, как ты устроил Алоизию отчаянно несчастную жизнь, мне интересно, как после этого ты сейчас можешь жить в мире с самим собой!

– Алоизий тоже сделал меня несчастным… пожалуйста, Констанс.

– Пожалуйста, Констанс , – с усмешкой повторила она. – Какую же ошибку я совершила, доверившись тебе! Вместо того чтобы вылечить меня, ты меня отравил. Откуда мне знать, что это не один и тот же препарат?

Своей свободной рукой она толкнула стойку с капельницей.

– Ах, осторожно! Осторожно! – Диоген удержал штатив, защищая свое драгоценное лекарство.

– Я должна была догадаться, что твои обещания окажутся напрасными!

– Констанс, мои обещания нерушимы. Весь этот гнев – результат твоей болезни. Это не ты .

– Да неужели?

Она схватила трубки. Он бросился останавливать ее, но было уже слишком поздно – она вырвала их из своей руки, разбрызгивая фиолетовую жидкость, вперемешку с каплями крови, стойка с треском свалилась на пол.

– Констанс! Боже! Что ты наделала?

Она бросила в него трубки от капельницы и, развернувшись, выбежала из комнаты. А он так и остался стоять, охваченный ужасом и растерянный. Словно сквозь вату, до него доносилась ее торопливая поступь, когда она поднималась по задней лестнице, затем раздался грохот закрывшейся двери, ведущей в ее апартаменты. Диоген попытался приглушить стук своего сердца, чтобы суметь прислушаться. И тогда он расслышал это: слабые, сдавленные всхлипывания, раздающиеся сверху. Констанс, плакала ? Это шокировало его больше всего на свете. Он опустил взгляд на пол как раз вовремя, чтобы увидеть, как последние капли его драгоценного эликсира вытекают из пакета прямо на ковер.