Вадим Сухачевский - Сын палача

Шурыгин захлопал глазами.

— «Вышка» по ней бывает, — пояснил Васильцев.

Статья, может, и не так испугала Николая, думавшего о чем-то более насущном, но когда Васильцев добавил, что отправит его в КПЗ без опохмелки, язык у Шурыгина мигом развязался.

— А что ж, — промычал он, — этот хмырь машину, что ли, в автопарк не пригнал?

— Так! Давай-ка с начала, — сказал Юрий. — Что за хмырь, зачем ему понадобилась машина?

Колька снова потянулся к бутылке, снова получил по руке и спросил:

— А если скажу — тогда опохмелиться дадите?

— Тогда дам, — пообещал Юрий. — Ну, выкладывай: что еще за хмырь?

— Да шебутной такой, — поглядывая на заветную бутылку, заторопился Шурыгин. — Жену хотел пужнуть. Шутник большой!.. Подымусь, говорит, на подъемнике и буду перед окошком стоять. Жена как увидит — сразу с копыт! Представляешь! Этаж-то двенадцатый, а он себе стоит хоть бы хны!.. Ничего шуточка, а?.. Если из автопарка не попрут, сам как-нибудь своей Верке такое устрою!..

— Дружок твой? — перебил его Васильцев. — Кто такой, быстро выкладывай.

— Да в первый раз его видел, вот ей-ей! — Шурыгин даже сделал попытку перекреститься, да не смог — видно, руку ему Васильцев отбил основательно.

— И что же, — нахмурился Юрий, — ты за просто так чужому человеку казенную машину уступил?

Колька удивился:

— Кто ж это станет — за просто так? За просто так и кошка не мяукает. Он мне четвертной отвалил. И паспорт в залог оставил.

— Так, — насел Васильцев, — давай быстро: фамилия его по паспорту?

Шурыгин почесал пятерней в лохматой голове.

— Гм, фамилия… Звали Лёхой — это точно! Алексей Степаныч… А вот фамилия… Вчера же помнил, а вот сейчас… Что-то военно-морское вроде… Вот если б щас пивка…

В такое чудодейственное свойство пивка Васильцеву не поверилось, и Колькину попытку потянуться к бутылке он снова пресек.

— Адрес ты тоже, конечно, не помнишь? — спросил он.

Однако на этот вопрос Колька Шурыгин почему-то даже обиделся.

— Чего ж не помню? Совсем, что ли, без головы? На Юных Ленинцев он живет. Я сам поблизости там когда-то жил… А дом номер… Да там только один в двенадцать этажей! А номер — нет, не помню… Вот разве если пивка…

Больше мучить его жаждой Васильцев не стал. Колька жадно приник к бутылке, и на лице его расплылось что-то похожее на счастье.

— Вот что, — сказал Юрий, — есть у нас сведения, что этот твой, с военно-морской фамилией, — опасный шпион-вредитель, так что если соврал, ответишь по полной, — и пока Шурыгин хлопал глазами, он, не прощаясь, поскорей выскочил из этого смрада.

Конечно, если тем шутником Лёхой в действительности являлся сын Викентия, то паспорт был наверняка липовый. Тем не менее все следовало проверить до конца.

Вскоре Васильцев приехал на улицу Юных Ленинцев. Двенадцатиэтажный дом здесь действительно был единственный, с винным магазином на первом этаже.

Не зная, как быть дальше, в этот магазин Юрий зачем-то и зашел: в таком месте всегда можно услышать что-нибудь полезное.

После рабочего дня очередь за выпивкой стояла немалая. Васильцев тоже стал в эту очередь и начал прислушиваться к разговорам.

Но чтобы удача настигла так быстро, такого он никак не ожидал!

Какой-то забулдыга сказал другому:

— Слыхал, что Лёшка Кораблев из девяносто шестой квартиры вчера отчубучил? Ему Раиска его пить не дает, так он с ней поквитаться решил!.. После его шуточки бабу прямо в больницу с сердцем увезли.

— А что он?

— А то! Подогнал к дому, понимаешь, машину с подъемником…

Больше Васильцев слушать не стал, вышел на воздух. Все сходилось, даже фамилия (и тут не соврал Колька) была вполне военно-морская: Кораблев.

И означать это могло только одно: Викентий-младший тут был ни при чем, тот ни за что не стал бы светить подлинным паспортом да еще размениваться на подобные шуточки. Значит, этот день был потерян — с утра он, Васильцев, шел по ложному следу.

Все замки на входной двери были целы, но едва Юрий переступил порог квартиры и был встречен лишь котом Прохором, он сразу понял — беда! Полины нигде не было. Уйти из дому она не могла, не такой она человечек, чтобы решиться на ослушание. Значит…

Собственно, достаточно было прочесть письмо, оставленное на виду, на обеденном столе в гостиной. Конверт лежал поверх какой-то пухлой папки.

Первым делом Юрий распечатал конверт и прочел:

Дорогой Юрий Андреевич.

Можете пока не беспокоиться, Полина Ваша жива и здорова; даю слово заботиться о ее целости и здоровье и впредь.

Теперь — что касается наших с Вами дел.

Вам уже частично известно, на что способен я (о, клянусь, это только малая толика моих умений!), но неплохо бы и мне проверить, на что способны Вы, а то как-то больно односторонне все у нас пока получается.

Однако перейду к делу. На столе перед Вами лежит папка со всеми документами, касающимися некоего комиссара государственной безопасности 3-го ранга Палисадникова. Вкратце скажу — зверина тот еще! О том, что творит с заключенными в Сухановской спецтюрьме, даже тошно рассказывать; впрочем, сами все в этой папке найдете. Увидите: истинный садист, из тех, кому не место на земле. (Как я достал папку, пускай останется моим маленьким секретом.)

Вы, правда, насколько я знаю, с некоторых пор являетесь противником убийств, не так ли? Посему предлагаю комиссара этого как-то навсегда нейтрализовать, оставив его тем не менее в живых. Я, со своей стороны, попытаюсь сделать то же. Вопрос в том, кто из нас двоих окажется проворней.

Условие мое таково. Если Вы меня опередите, — что ж, получите назад свою Полину; мало того, обещаю, что навсегда исчезну из вашей жизни.

Если же первым окажусь я — тогда…

Впрочем, не будем опережать события.

Чтобы условия были равными, даю слово, что я начну осуществление своего плана не ранее чем завтра в 10 часов утра, так что у Вас, надеюсь, хватит времени подготовиться.

Итак, все в Ваших руках.

Уважающий Вас (пока) и желающий Вам всех успехов В. В.

Подпись, надо полагать, означала Викентий-второй.

Васильцев скомкал письмо. Состязание — вот что, оказывается, предлагал ему этот наглец!

Про комиссара Палисадникова Юрий и без этого досье был наслышан. Прослыть зверем и садистом не где-нибудь, а в НКВД — это надо было постараться.

Удивляло вот что: все это было совсем не в духе Тайного Суда — по уставу, Суд не имел права вмешиваться в политическую жизнь государств, так что покушение на Палисадникова, пускай садиста и палача, но садиста и палача политического , никак не вписывалось в этот самый устав. Но, поскольку к Тайному Суду он, Юрий, себя давно уже не причислял, то мог бы, конечно, и сделать предложенное этим вторым Викентием. Иное дело — сам этот, черт бы его побрал, В. В.: он-то метил в палачи Суда, стало быть, уставу должен был оставаться как раз верен.