Ирина Сергиевская - Москва таинственная. Все сакральные и магические, колдовские и роковые, гиблые и волшебные места

Был здесь и душегубный разбойный промысел. По слухам, именно здесь и родилась пословица «прятать концы в воду». Чтобы скрыть загубленных людей, хапиловские разбойники прятали их в мешки, завязывали их замысловатым узлом и тайком бросали в мелководную Хапиловку. Но со временем речка совсем обмелела, и разбойникам приходилось «притапливать» торчащие из воды концы от завязанных мешков специальным багром. С тех пор и говорят в народе: спрятать концы в воду – т. е. замести следы преступления.

По рассказам москвичей, в конце XIX века в Зарядье жил старик по имени Корней, знавший каждую заводь, каждый омут на всех реках Москвы, прозванный в народе Москворецким Водяным. Бродил Корней в зимнюю пору по трактирам и рассказывал свои «водяные байки»: о московских водяных, об огромных сомах-людоедах, обитавших когда-то в жутких омутах Яузы. Но особо любил рассказывать Корней о водяных и русалках. Казалось, знал он всех их до единого. Величал он каждого по имени и перед рыбалкой всегда плескал глоток водки в воду – угощал своих дружков-водяных. А те одаривали богатым рыбным уловом.

По рассказам, днем водяные преспокойно плавают в речке в виде огромных рыбин. Утаскивали будто те сомы на дно не только малых ребятишек, но и нападали и на взрослых рыбаков, переворачивая лодки ударом головы. Одного такого сома-великана в три человеческих роста будто бы зарубил топором прадед Корнея, когда рыба-людоед перевернула лодку А. В. Суворова. Об этих сомах-людоедах бытуют легенды Чистых и Патриарших прудов.

Всем известно, что Москва – порт пяти морей. Поэтому нечего удивляться, что в нашем мегаполисе имеется остров. В самом центре, прямо напротив Кремля.

Исторический Золотой остров протянулся от памятника Петру I до Москворецкого моста, охватывая территорию, на которой расположены кондитерская фабрика «Красный октябрь», кинотеатр «Ударник», знаменитый Дом на набережной и Болотная площадь, и доходит до Царева сада.

На месте сквера с памятником Репину в давние времена была непроходимая топь. Грязь месили копытами и колесами, образуя премерзкое болото, по-татарски «бал-чех». От этого слова произошло название улицы Балчуг. По другой версии, «балчук» – это искаженное татарское слово «балычок», что означает «рыбья спина». Это название намекает на форму острова.

При Екатерине II нрав непокорной Москвы-реки обуздали, проложив Водоотводный канал по старице Москвы-реки, ставшей ложем этого канала. Остров просуществовал в самом центре города более 200 лет под именем Болотный.

Чтобы предотвратить наводнения, старицу соединяли с основным руслом канавами, которые тогда называли «ровушками» или «ендовами». Отсюда произошли названия: Раушская набережная и церковь Георгия в Ендове. На заливных землях разбили Государев сад, но затапливаемая земля не успевала просохнуть за короткое лето. Местность получила название Царский луг, но по старой памяти москвичи продолжали называть ее Болотом.

За Болотом тянулась недобрая слава. Во времена Ивана Грозного здесь был первый кабак, где «гуляли» опричники Малюты Скуратова. Москвичи собирались на Болоте, чтобы померяться силой в кулачном бою. В XVI же веке на Болоте жгли музыкальные инструменты скоморохов, а позже проводились гражданские и смертные казни.

В 1662 году в Москве произошло восстание, вошедшее в историю под названием «медный бунт». Над бунтовщиками учинили жестокую расправу. Для устрашения населения восставших вешали на основных московских дорогах, на Лубянке и здесь, на Болоте. По указу царя главным осужденным отрубали ноги, руки и отрезали язык. Все арестованные были «перепятнаны»: раскаленным железом им выжигали на щеках букву «Б» – бунтовщик. По свидетельствам очевидцев, были казнены, искалечены, отправлены в ссылку несколько тысяч человек.

В былые времена на Болоте жгли колдунов. Так, в 1691 году «был сожжен на Болоте Андрюшка Ильин Безобразов за умысел на государево здоровье». Во времена правления Екатерины II на Болотной площади был казнен знаменитый самозванец Емельян Пугачев, называвший себя Петром III. Здесь стоял эшафот для «мужицкого царя» и виселицы для его подручных. После казни самозванца головы уже не рубили, не сжигали, не вешали. Но «прогнание сквозь строй» солдат за воинские преступления нередко заканчивалось смертью наказуемого. Здесь же, на Болоте, свершался бескровный, но унижающий обряд гражданской казни. Приговоренных лишали прав перед отправкой на каторгу или в ссылку, в знак чего над их головами ломали шпаги.

В 1793 году по приказу матушки Екатерины II здесь сожгли около 20 тысяч томов книг, изданных Н. И. Новиковым. Огромные «сатанинские» костры полыхали несколько дней.

Позже через Большой и Малый каменные мосты гнали пленных врагов. Каторжники, закованные в цепи, брели на эшафот тоже мимо стен Кремля. Политзаключенных везли на смерть в Сибирь мимо «кровавого Болота». Отсюда начиная с 1937 года в закрытых «хлебных» фургонах и «черных воронках» увозили в подвалы Лубянки жильцов самого сановитого дома Страны советов.

Именно здесь, у Балчуга, в 1552 году Иван Грозный разместил на радость опричникам «царев кабак», в котором опричников «упояли безденежно», за счет Ивана Васильевича. Его стены оказались вблизи чудом сохранившейся церкви Георгия в Ендове, в которой кровопийцы замаливали свои грехи.

Грозный царь запретил торговать водкой в Москве и приказал построить для своих опричников особый дом на Болоте для пития, названный на татарский манер кабаком. Для пития простому люду были жестко определены лишь праздники Рождества, Дмитриевская суббота да Святая Неделя. За употребление водки в иное время наказывали плетьми, батогами, сажали в темницу. Кабак на Балчуге очень полюбился царю и стал местом увеселения его приближенных. Скоро государство увидело в продаже водки неистощимый источник обогащения казны. Это событие можно считать днем рождения винной монополии в России.

Одетые в черные рясы, наподобие монашеских, на черных лошадях, опричники привязывали к своим седлам собачью голову и метлу – как символ своего верного «песьего служения» государю и готовности «вымести всю измену» из страны. Насчет зловещей собачьей головы есть еще одно народное предание, записанное современником грозного царя Андрем Курбским:

«Будущий царь Иван был жесток и бессердечен еще с юности. Очень ему нравилось проливать кровь животных, мучить их и жечь. Он вспарывал им животы и сбрасывал их, окровавленных, с крыши теремов. Однажды, в юности попался ему навстречу черный кот с горящими зелеными глазами. Хотел было он схватить его и вспороть ножом живот, но кот изловчился, выскользнул у него из рук и вдруг молвил из темноты человечьим голосом: “Отныне, как появятся на небе две зеленые звезды – трепещи, царь. Буду я приходить к тебе до конца твоих дней и терзать тебя, пока вконец не затерзаю, за всю кровь, которую ты пролил, и за ту, что еще прольешь. И будут два ворона хохотать на крыше твоего терема, приплясывать да беду кликать”. Сказал – и пропал. С той поры и начались у Ивана Грозного мучительные припадки и видения. Как увидит на крыше терема двух черных воронов или зеленые звезды на ночных небесах, так разум его мутится, и на губах появляется пена. Вот и велел он опричникам держать при себе отрубленные песьи головы для устрашения черного кота».