Ирина Сергиевская - Москва таинственная. Все сакральные и магические, колдовские и роковые, гиблые и волшебные места

Существуют свидетельства, что еще в 1918 г. Ленин велел приобрести за границей печь для кремирования трупов, прозванную в народе «печью Люцифера». В следующем году безбожной властью был издан декрет о новых «формах погребения усопших», и объявлен конкурс на проект первого в республике крематория. «Победителем» этого конкурса стал архитектор Д. П. Осипов, который предложил использовать под крематорий здание храма – церкви преп. Серафима Саровского и благоверной княгини Анны Кашинской Донского кладбища.

После незначительной переделки Серафимовский храм превратился в образцовый Крематорий № 1. Строители разобрали купол церкви и возвели квадратную 20-метровую башню, застекленную изысканными витражами. Здание выкрасили под «мокрый бетон», и оно приобрело подчеркнуто «траурный» вид. На первом этаже здания был расположен зал прощания с катафалком и органом. После траурной церемонии гроб с покойником опускался в подземный этаж, в кремационный зал. В полуподвальном этаже находилось хранилище погребальных урн.

Задымил адский объект точно на 10-летнюю годовщину Великого Октября. Черный дым был виден издалека, днем и ночью. Было создано кощунственное «общество любителей кремации» с годовым членским взносом – 50 коп. Были организованы экскурсии в крематорий в целях привлечения новых членов. Ильф и Петров в своем бессмертном «Золотом теленке» иронизировали по этому поводу: «Ну что, старик, в крематорий пора? – Пора, батюшка, – ответил швейцар, радостно улыбаясь, – в наш советский колумбарий».

Чудовищное кощунство совершилось, и более 60 лет оскверненное здание церкви использовалось как крематорий, названный советской пропагандой «кафедрой безбожия». Первыми клиентами заведения стали «рыцари революции» и «верные ленинцы». В колумбарии, размещенном в храме, и сегодня на урнах можно прочесть надписи типа: «большевик-чекист», «стойкий большевик». Пламенным революционерам полагалось пламя и после смерти. Здесь же находится прах автора «адской печи» архитектора Д. П. Осипова.

Всепожирающее сатанинское пламя бушевало в оскверненном и израненном храме до 1973 года. В конце 90-х годов башня крематория была разрушена, а над зданием поднялся купол с крестом. Вместо органа теперь алтарь, а там, где находился постамент с лифтом, опускающим гроб к печи, – солея. В храме в неприкосновенности сохранился весь колумбарий, его лишь прикрыли легкими перегородками. Это единственный храм-колумбарий в мире! Через 45 лет в городе был построен еще один – на этот раз крупнейший в Европе – крематорий на Николо-Архангельском кладбище.

Донской крематорий поглотил десятки тысяч трупов. В период репрессий с Лубянки, из Лефортова, из других мест сюда грузовиками свозили трупы казненных. На территории нового Донского кладбища погребен прах В. К. Блюхера, М. Н. Тухачевского, И. П. Уборевича, Всеволода Мейерхольда, М. Кольцова и мн. др. По иронии судьбы, здесь же погребен и сам «кровавый» нарком внутренних дел, Николай Ежов, чье имя в 30-е годы наводило ужас не меньше, чем имя легендарного Малюты Скуратова.

В глубине Донского кладбища стоит обелиск в память о жертвах репрессий, а вокруг него в землю воткнуты десятки табличек с именами. Такую табличку здесь может установить каждый, у кого были репрессированы близкие.

В начале 50-х годов почти 1000 немцев стали жертвами сталинского «правосудия» и были расстреляны в Москве. Десятилетия их судьба замалчивалась. Почему сотни людей были привезены на смертную казнь из ГДР в Москву, не ясно до сих пор. Людей расстреливали ночью. Трупы расстрелянных немедленно сжигали в Донском крематории, пепел в ведрах переносили на безымянное массовое захоронение на кладбище монастыря. Об этом напоминает памятный обелиск, установленный недавно на кладбище в память о всех немцах, которые стали жертвами сталинских палачей. В горестном списке – огромное количество молодых людей: студентов и даже школьников, которые были арестованы, обвинены в шпионской деятельности и приговорены к расстрелу.

На новом Донском кладбище на участке № 4 похоронена и замечательная актриса, народная артистка СССР Фаина Георгиевна Раневская. Настоящая фамилия Раневской – Фельдман. Она была из весьма состоятельной семьи. По словам великой актрисы, когда ее попросили написать автобиографию, она начала так: «Я – дочь небогатого нефтепромышленника…». Дальше дело не пошло. О своей жизни Фаина Георгиевна говорила: «Судьба – шлюха». «Я социальная психопатка. Комсомолка с веслом».

В 1915 году она явилась к директору одного из подмосковных театров с рекомендательным письмом. Письмо было подписано близким приятелем директора, московским антрепренером Соколовским. «Дорогой Ванюша, – писал он, – посылаю тебе эту дамочку, чтобы только отвязаться от нее. Ты уж сам как-нибудь деликатно, намеком, в скобках, объясни ей, что делать ей на сцене нечего, что никаких перспектив у нее нет. Мне самому, право же, сделать это неудобно по ряду причин, так что ты, дружок, как-нибудь отговори ее от актерской карьеры – так будет лучше и для нее, и для театра. Это совершенная бездарь, все роли она играет абсолютно одинаково, фамилия ее Раневская…» К счастью, директор театра не послушался совета.

Актриса запоминалась зрителям по эпизодическим ролям. Она не сыграла ни одной великой роли мирового репертуара, однако Британская энциклопедия именно ее имя включила в десятку великих актеров 20-го столетия. Президент Рузвельт называл ее актрисой века. Сталин сравнивал с Чарли Чаплиным. Чарли Чаплин снял котелок.

Безумный успех «Подкидыша» стал пожизненным кошмаром актрисы. Лялины слова, обращенные к тихому, послушному мужу: «Муля, не нервируй меня!», она слышала от своих почитателей всю жизнь. Этими словами Фаину Георгиевну дразнили мальчишки на улице, их же сказал ей в Кремле Леонид Брежнев, вручая орден Ленина по случаю ее 80-летнего юбилея. На что артистка, презрительно пожав плечами, ответила: «Леонид Ильич, так дразнят меня мальчишки или хулиганы». Он трогательно извинился: «Простите, но я вас очень люблю».

Вскоре ей заинтересовались вербовщики КГБ, предложив «взаимовыгодное» сотрудничество. Опешив от такого предложения, актриса бесстрашно заявила: «С удовольствием, но никак не могу. Во-первых, живу в коммуналке. Во-вторых, громко разговариваю во сне. И вдруг ночью, во сне я начну сама с собой обсуждать ваши задания, называть фамилии и явки…». Буквально через месяц она получила отдельную квартиру в «царских чертогах» – новой сталинской высотке на Котельнической набережной. Еще через месяц к ней явился офицер КГБ. К тому времени актриса уже успела подговорить своих соседей, и они написали в «органы» заявление: дескать, поселилась в доме странная жиличка, которая во сне бубнит о происках разведки. И ее оставили в покое.