Лора Белоиван - Новая кофейная книга (сборник)

Постепенно выяснилось, что каждой из нас М. обещал в один-единственный, общий для нас всех, день, приехать и забрать, чтобы спасти – жди меня на кухне в некий полдень, говорил он, можешь сварить мне кофе, но лучше живой, с йогуртом, мне понадобится много сил (не каждая из нас сообщила М. о том, что это йогурт наблюдения и слежки, не все мы одинаково умны, и не с каждой из нас М. одинаково опытный и взрослый, к Алене, например, и вовсе приходит 16-летний прыщавый дурак).

В итоге в тот самый день сложилось так, что к нам приехало четырнадцать разных М. разного возраста – и каждой достался свой. Оказывается, их может быть бесконечное число. А может, они просто специально сделали для нас четырнадцать разных, непонятно – и каждый из них убедил каждую сбежать. Как же так, подумала я, когда мы с криками запирали ванную комнату, куда только что слили в унитаз все остатки йогурта и молока, как же так. Разве можно уйти из своей жизни ради того, чего в ней нет, у нас же у всех есть дом, биография, какое-то будущее и прошлое, злой наш бессердечный М., зачем ты так, чем ты нас обольстил? Биоколония? Любовь? Две из четырех одноразовых были теперь влюблены по уши – тихая застенчивая Маша (у которой вроде бы где-то был муж, уже второй по счету) и неприятная, будто из мглистого перестроечного бара вывалившаяся всей своей тестяной массой, немолодая уже Ира (что же там такое было?) – и это при том, что с одноразовыми он при каждом визите заново знакомился впервые. Непонятно, чем он их так очаровал. Некоторым пообещал просто привезти их домой и доставить их с семьями в безопасное место – где-то, как он утверждал, все же были безопасные места, в Арктике, на Аляске, среди растений и льдов (самое время основывать колонию на Марсе, шутили мы).

Свою неожиданную доброту он объяснял тем, что, пусть и сконструирован из материала противника (хотя он не был до конца уверен в том, что происходящее может называться войной – сотрудничества было больше, чем уничтожения), к нам он испытывает самые теплые, человеческие чувства – как оригинал, как оригинал. Впрочем, он никогда не был копией – понятие копии в этом новом мире вообще исчезло как бессмысленное. И ни один из этих четырнадцати М. копией не был – все были уникальны. Мой утверждает, что мы с ним поедем в Калифорнию на первой попавшейся биопопутке, изгнав из нее управляющие первоэлементы, а потом отправимся подобным образом на какой-нибудь остров в Тихом океане – и просто станем этим островом на то время, которое нам понадобится для окончательного понимания нового миропорядка и управления им. Кто-то из нас умчит с ним на Север – на оленях – или уплывет на китах или морских слонах, которые наверняка не откажутся посотрудничать. Но я не верю в морских слонов – мой М. самый лучший, у остальных чушь и ложь.

Когда мы все – четырнадцать нас и четырнадцать разных, не замечающих никого, кроме своей спутницы, версий М. (как назло, некоторым достались насекомые – термитный М. был у Ксении, Дашу вел под руку шелкопрядовый, тошнотворный; мой был восковой с влипшими в него там-сям молчаливыми покорными пчелами – как Наполеон, мысленно сказала я ему, как Наполеон, король мой, твой необитаемый еще нами остров ждет нас), – вышли из дома в обещанный и главный (безусловно) полдень, облака и поля расстилались вокруг, как белая и готовая к коммуникации бумага – это плохо, подумали мы, белая бумага – и тут же бумага покрылась текстовой россыпью скворцов, полевок, сусликов, ящерок и зеленых перламутровых мух: мы окружены и в нас будут стрелять, нас видят, за нами давно наблюдают, план наш раскрыт, чертов йогурт как-то вошел в сговор с канализацией или же все происходящее и было единым глобальным планом Управления, в который входили мы уже изначально.

Скворцы уступают место стае пылающих, как наши сердца, малиновок: мы выберемся, мы будем стрелять в ответ, сейчас что угодно может быть оружием, пушечным ядром, отравленной стрелой, и вот уже твердеет, заостряется, как копье, чей-то хитиновый ракушечный М.

Мы спускаемся с крыльца, как хористы во время финальной арии, торжественно и тяжеловесно – нас много, и как минимум половина из нас уверена, что мы лишь вдвоем против всего мира (но я помню, что М. не считает происходящее войной) – и все мы в эту секунду совершаем не побег, но подвиг во имя любви и информации, информации и любви. Наверное, просто мир сейчас такой, думаем мы все, и видим отражение этого думания в мельтешащей, полной жизни и подозрения ряби новых наших небес – просто сейчас такой мир, думаем мы, и мы его часть, и, наверное, это просто правильный порядок вещей, которому мы помогаем осуществляться. Мы обязательно выберемся, и обязательно встретимся через несколько лет, и обязательно распределим наши новые обязанности и будем руководить этим новым, расстилающимся у наших ног, миром, потому что у нас уже есть все ключи. Точнее, мы и есть ключи, и, кроме нас самих, у нас больше ничего нет. И этот отчет мы можем с чистой совестью отправить сами себе, а также в Национальный Архив – теперь Управление и мы тоже, а невыполнение обещания теперь технически невозможно.

Кофе мертвый

(безопасный, не передает информацию, вряд ли предаст)

Немного подогрейте турку, налейте в нее вскипяченной в чайнике и наполовину остывшей воды, добавьте 2–3 чайных ложки молотого кофе из герметично закрытой банки, тут же быстро размешайте (не забудьте сразу же закрыть банку и поставить на место). Продолжая помешивать, доведите до кипения на мелком медленном огне. Если предпочитаете кофе с молоком, достаньте закрытое молоко из холодильника, откройте, налейте немного в чашку, и тут же подогрейте его в микроволновке (пока греется, закройте оставшееся молоко и поставьте его обратно в холодильник). Наливайте молоко в кофе, пока они оба не остыли, иначе кофе оживет.

Кофе живой по-вьетнамски с йогуртом

(небезопасный, содержит информацию, лжет)

Живой холодный кофе с йогуртом – отличный напиток для жаркого летнего дня. Для начала сварите молотый кофе в турке так, как вам нравится. Потом возьмите высокий прозрачный стакан и наполните его кубиками льда. Осторожно вылейте туда кофе тонкой струйкой. Добавьте 50–100 грамм йогурта и 2–3 столовые ложки сгущеного молока (ведь это кофе по-вьетнамски!). Пейте через соломинку, наблюдая светлое постапокалиптическое утро нового мира.

Третий день лил дождь, и красить было нельзя. Маляры с утра набились к Манеле, составили вместе два стола, пили пиво, играли в карты по маленькой. Прораб велел приходить каждый день, хоть дождь, хоть что, и сам приходил, проверял, записывал в книжечку, грозился не заплатить всей бригаде, если кто пропустит хоть разок, ему верили, он был человек бессердечный и еще в феврале уволил Да Силву, а у Да Силвы была уважительная причина и справка от доктора. Маляры взяли к пиву соленых бобов, хотели плевать шкурки на пол – Манела пообещала выгнать под дождь и больше не пустить.