Линкольн Чайлд - Голубой лабиринт (ЛП)

Пендергаст сосредоточил свое внимание только на одной детали: лабеллуме — нижнем лепестке цветка — напоминавшем по форме нижнюю губу. Пожелав, чтобы остальная часть цветка исчезла в темноте, он позволил лабеллуму расти и расти, пока тот не заполнил все поле его умственного взора. Он и дальше продолжил расти и расширяться в геометрической прогрессии, и вскоре Пендергаст смог проникнуть в структуру его ферментов, молекул ДНК и электронных оболочек ее атомной сетки. А дальше — еще глубже — он смог разглядеть частицы субатомного уровня. Долгое мгновение он отрешенно наблюдал, как самые глубокие и основополагающие элементы структуры орхидеи движутся по своим странным и непостижимым орбитам. И потом — большим усилием воли — он замедлил весь атомный двигатель цветка, заставив все бесчисленные миллиарды частиц неподвижно зависнуть в черном вакууме своего воображения.

Когда он, наконец, позволил лабеллуму исчезнуть из его сознания, боль ушла.

Сейчас, очистив свой разум, он мысленно покинул несостоявшуюся детскую, спустился по лестнице, прошел через закрытую входную дверь и очутился на улице. Дело было ночью, примерно шесть… возможно, девять месяцев назад.

Вдруг дом, из которого он только что вышел, взорвался пламенем. Горючая жидкость быстро разнесла огонь по третьему этажу, пока Пендергаст — бесплотный, бессильный что-либо сделать, способный лишь наблюдать — смотрел на происходящее. В переулке показались две темные фигуры. Они убегали прочь.

Почти сразу же потрескивание дерева в пламени смешалось с ужасающим звуком женского крика. У дома собралась толпа: беспокойная, кричащая, истерически рыдающая. Несколько мужчин попытались силой открыть запертую дверь при помощи подручных таранов. Им потребовалось не меньше минуты, и к тому времени, как им это удалось, крики прекратились, и третий этаж дома превратился в огненный лабиринт балок и раскаленных потолочных плит. Тем не менее, несколько мужчин — Пендергаст признал в одном из них Фабио — вбежали в дом, быстро сформировав цепочку с ведрами.

Пендергаст наблюдал развернувшуюся активную деятельность в спектральной смеси интеллекта и памяти. В течение получаса пожар удалось потушить, но непоправимый ущерб, которого добивались злоумышленники, был нанесен. Вскоре Пендергаст увидел фигуру, бегущую вверх по Рио Параноа. В этой фигуре он признал своего сына, Альбана. Но это был Альбан, которого Пендергаст никогда раньше не видел. Обычно надменный, почти скучающий и циничный Альбан теперь был страшно взволнован. Он выглядел так, будто ему пришлось не одну милю преодолеть бегом. Жадно хватая ртом воздух, он протиснулся сквозь толпу, продираясь к двери с номером 31. Его встретил Фабио — тот, кого он назначил своим лейтенантом. Лицо последнего было покрыто едкой смесью сажи и пота. Альбан попытался пройти мимо него, но Фабио загородил дверной проем, яростно тряся головой и умоляя Альбана тихим и настойчивым тоном не пытаться войти.

Наконец, Альбан попятился назад, пошатнулся и оперся на отштукатуренный фасад, чтобы не потерять равновесие. Пендергасту, наблюдавшему за происходящим исключительно глазами своего разума, казалось, что мир Альбана должен вот-вот рухнуть. Его сын буквально рвал на себе волосы: он ударил кулаком закопченную дымом стену, испустив звук, похожий на смесь стона и вопля отчаяния. Пендергаст, пожалуй, еще никогда не видел столь глубокого выражения горя… и уж тем более не ожидал увидеть этого в исполнении Альбана.

А потом — совершенно неожиданно — Альбан изменился. Он спокойно выпрямился во весь рост, и на фоне только что изданного стона эта поза казалась почти неестественной. Его безучастный взгляд скользнул по разрушенному дому, дымящиеся перекрытия которого ныне представляли собой тлеющие угли. Альбан повернулся к Фабио, дал ему несколько точных, отрывистых указаний, говоря тихим и настойчивым голосом. Фабио принял команды к сведению и кивнул, после чего повернулся и буквально растаял во тьме в боковом переулке.

На мгновение сцена, развернувшаяся в голове Пендергаста, померкла. Как только его взор снова сумел различить что-то во мраке, он понял, что его местоположение изменилось. Теперь он находился за пределами Рио Параноа — нынешняя точка обзора располагалась на самом верхнем уровне Города Ангелов, у закрытого огороженного комплекса, из которого Пендергаст вышел в реальном мире не более получаса назад. Однако теперь сие место больше походило на военный лагерь, чем на чье-либо место жительства. Двое охранников патрулировали забор, кинологи с собаками с руками в тяжелых кожаных перчатках двигались вдоль периметра двора. Окна верхнего этажа центрального здания были ярко освещены, из них лились разговоры и громкий, резкий смех. Со своей точки обзора — в тени через дорогу от комплекса — Пендергаст увидел силуэт большого грузного человека, мелькнувшего за одним из окон. О’Пунхо — Кулак.

Пендергаст бросил взгляд через плечо на фавелу, раскинувшуюся на склонах холмов. Слабое свечение мерцало в полумиле отсюда над хаотичными перенаселенными улицами: дом Альбана все еще догорал.

Вскоре до Пендергаста донесся низкий рокот двигателя. Он обернулся и увидел, как потрепанный джип с выключенными фарами, прижался к обочине дороги примерно в четверти мили от комплекса. С водительского места выбралась одинокая фигура. Альбан.

Пендергаст прищурился в своем мысленном пространстве, чтобы лучше разглядеть сына. Альбан нес большую сумку, перекинутую через плечо. В каждой руке он сжимал оружие. Скрывшись за фасадом ближайшего дома и убедившись, что остался незамеченным, Альбан быстро двинулся вверх по темной улице к закрытому входу в комплекс.

А затем произошло нечто поистине удивительное: поравнявшись с Пендергастом, Альбан вдруг замер и посмотрел прямо на него. Разумеется, он не мог видеть своего отца, ведь его телесная форма не существовала в этом времени и пространстве, она находилась в разрушенной детской, а все, что происходило здесь, было лишь плодом разума Пендергаста и медитативной практики. Однако пронизывающий и острый взгляд Альбана выбивал агента из колеи и грозился разрушить и без того хрупкий перекресток памяти.

Но Альбан быстро отвернулся. Он пригнулся, проверяя свое оружие — два штурмовых пистолета «ТЕС-9с», оснащенных глушителями, с тридцатью двумя патронами — и приготовился.

За забором один из охранников повернулся к нему спиной и закурил сигариллу. Альбан подполз вперед, но не напал — он ожидал другого охранника, к которому собирался подобраться поближе. Каким-то удивительным образом ему будто удавалось предвидеть движения своих противников. Пока второй охранник, не подозревая ни о чем, завершал свой обход, Альбан снял с пояса нож, подождал, пока его жертва замрет и щелкнет зажигалкой, а затем быстрым и плавным движением возник из темноты и перехватил охраннику горло, пока тот в последний раз затягивался сигариллой, глядя с недоверчивым удивлением на ее горящий кончик. Тишину ночи прорезал влажный выдох, привлекший внимание второго дозорного. Тот, сориентировавшись, потянулся к оружию, но Альбан, в арсенале которого был почти сверхъестественный дар предвидения, ожидал этого действа. Он мгновенно среагировал на него, перехватил ствол и выкрутил запястье дозорного. Тот не успел даже вскрикнуть: в следующий миг Альбан глубоко всадил нож точно ему в сердце.