Линкольн Чайлд - Голубой лабиринт (ЛП)

Далее располагался зал с орудиями пыток: медные быки [136] Медный бык — древнее орудие казни, применявшееся Фаларисом, тираном Агригента, во второй половине VI века до н. э. Орудие убийства представляло собой полое медное изваяние быка, выполненное в натуральную величину, с дверцей на спине между лопаток (по другой версии — в боку). Внутрь быка сажали казнимого, закрывали, а затем поджигали (разводили костёр под брюхом статуи). Согласно дошедшим описаниям, конструкция была перфорирована в области ноздрей, откуда исходил дым, а акустическое внутреннее устройство изваяния позволяло слышать стоны жертв, которые походили на рёв быка. , дыбы [137] Дыба — орудие пытки, на котором тело жертвы растягивалось с одновременным разрыванием суставов. , тиски, железные девы [138] Железная дева — средневековое орудие смертной казни или пыток, представляющее собой сделанный из железа шкаф, внутренняя сторона которого усажена длинными острыми гвоздями. , и — Констанс находило этот предмет самым уродливым — груша страданий [139] Груша страданий — орудие пытки, состоящее из железной раскрывающейся коробки грушевидной формы и винта. Изобретена в XVI веке французским разбойником Гошеру. Состоит из металлического корпуса, разделённого на сегменты, которые могут раздвигаться поворотом винта. Основная часть груши — винт, при кручении которого она, как цветок, раскрывается. Сверху располагается ручка, на которую часто надевалось украшение. При действии груша разрывала прямую кишку (анальная груша), влагалище (вагинальная груша) или ноздрю (носовая груша) в зависимости от зоны применения. . В центре комнаты расположилась плаха с топором, лежавшим неподалеку. Рядом валялся кусок скрученной человеческой кожи с длинными волосами — то были отголоски ужасающего события, произошедшего здесь пять лет назад, примерно в то время, когда агент Пендергаст стал опекуном Констанс.

Девушка отстраненно смотрела на все эти устройства. Эти свидетельства абсурдной человеческой жестокости не особенно беспокоили ее. Скорее, они лишь подтверждали, что она выработала весьма верное отношение к представителям рода человеческого, и отношение это не нуждалось в пересмотре.

Наконец, она достигла той комнаты, которую искала — химической лаборатории доктора Ленга. За распахнувшейся дверью ее взгляд поприветствовал лес из стеклянной посуды: колонное оборудование для перегонки, титровальные наборы и другие аппараты конца девятнадцатого и начала двадцатого века. Годы назад Констанс провела некоторое время в этой особенной комнате, помогая своему первому опекуну, и на память ей не приходило ничего, что хоть отдаленно напоминало бы о работе Иезекииля. Тем не менее, она была уверена, что, если Антуан и унаследовал что-то от своего отца — оно будет находиться именно здесь.

Констанс поставила электрический фонарь на стол из мыльного камня и огляделась. Она решила начать свои поиски с дальнего конца комнаты.

На длинных столах были расставлены химические аппараты, б о льшая часть из них была покрыта толстым слоем пыли. Констанс бегло прошлась по ящикам, где нашла множество нот и старых бумаг, но ничего из этого не принадлежало Иезекиилю — все научные записи были посвящены собственным уникальным исследованиям доктора Еноха Ленга. В найденных документах, в основном, содержались сведения по кислотам и нейротоксинам. Просмотрев все ящики, и ничего не найдя, Констанс перешла к старым дубовым шкафам, стоящим вдоль стен. За их дверьми из рифленого стекла все еще громоздились емкости наполненные рабочими химикатами. Констанс осторожно просмотрела бутылки, флаконы, ампулы и оплетенные паутиной бутыли, но все они были помечены аккуратным каллиграфическим почерком Антуана — ни на одном из объектов не нашлось надписей, сделанных рукой Иезекииля, который, насколько она знала из своих исследований, обладал острым и неразборчивым почерком.

Осмотрев основное содержимое полок, Констанс принялась за потайные отсеки: ящики, днища, крышки и петли — как на шкафах, так и на остальных предметах интерьера. Почти сразу она сумела отыскать один из тайников: за ящиком стола из мыльного камня обнаружилось большое пространство. Потребовалась лишь секунда, чтобы найти запирающий механизм и открыть пружину. Там, внутри отсека, стояла большая винная бутыль, наполненная жидкостью, с этикеткой, которая гласила:

Бутылку запечатали на славу: стеклянная пробка была аккуратно глазирована, прогрета и спаяна со стеклянным узким горлышком. Так или иначе, ничто из того, что было запечатано в 1940-м году, не могло принадлежать Иезекиилю. Но почему же эту бутылку так тщательно прятали? Констанс сделала себе мысленную пометку, что следует изучить эту кислоту — тем более что она никогда раньше не слышала о ней.

Она закрыла отсек, отвернулась и продолжила свои поиски.

Первичный осмотр лаборатории не выявил ничего ценного. Необходимо было провести более тщательный обыск.

Оглядевшись с фонарем, Констанс отметила, что один из стенных шкафов был прикреплен к камню анкерными болтами, которые, по-видимому, однажды — в далеком прошлом — были сняты и снова закреплены.

Взяв длинный кусок металла, Констанс начала один за другим выкручивать болты, высвобождая их из крошащегося вращающегося камня до тех пор, пока шкаф не стало возможно отодвинуть от стены. Позади него она обнаружила древнюю червивую кожаную сумку, кожа которой заплесневела и сильно пострадала от паразитов.

Это оказался саквояж похожий на тот, что торговец патентованными лекарствами мог бы носить с собой, чтобы размещать в нем свои образцы. Когда она вытащила его и перевернула, то различила остатки сложной золотой штамповки викторианской эпохи в форме крупного густого узора из завитков и переплетенных лоз, листьев и цветов. Она едва смогла разобрать надпись:

Отодвинув в сторону стеклянную посуду, Констанс положила саквояж на стол и попыталась открыть его. Он был заперт, однако резкий, полный надежды рывок сорвал старые петли.

Надежде суждено было развеяться: саквояж был пуст, в нем лежал только высушенный труп мыши. Констанс вытряхнула мышь, подняла саквояж и перевернула его, чтобы осмотреть заднюю стенку. Там ничего не было: ни щелей, ни швов. Снова перевернув его, она приостановилась, подняла его и встряхнула.

Ей показалось, что под двойным дном было скрыто что-то тяжелое. Быстрая надсечка ножом вдоль основания саквояжа раскрыла тайный отсек, в котором находился старый и немного пыльный кожаный журнал. Она вытащила его и открыла на первой странице. Весь лист был покрыт неразборчивым, остроконечным почерком.