Денис Филонов - Жалкие создания

Папа узнал, что я брал его тачку и жутко взбесился. Орал на меня. Забавно то, как он десять минут отчитывал меня, а после еще тридцать с лишним минут говорил какой я глупый, никчемный, расточительный и слабохарактерный. Жаловался, почему ему достался такой непутевый отпрыск. Где-то произошел генетический сбой, папочка. Ты хотел себе наследника, чтобы в конечном итоге я занял твое место. Стал главой фирмы. Но вместо этого я занимаюсь обезглавливанием таких помешанных на тупых принципах простофиль. Мне плевать.

Я перевел взгляд на красный коврик, постеленный на полу. Красный, как кровь Аманды. Меня замутило. Я начал глубоко и медленно дышать, пытаясь унять это гадкое чувство внутри. Успокоить больной желудок. Тело сотрясала мелкая дрожь. Больной, больной, больной... это болезнь? Где же Тайлер? Почему его до сих пор нет? Как будто он занят более важными вещами.

Дверь внезапно скрипнула, отчего я встрепенулся и обхватил руками колени. Кто это? Снова отец? Нужно было встать и проверить.

Я вышел в коридор и оглянулся по сторонам. Никого. Кроме инвалидной коляски, которая стояла напротив в конце коридора у двери. Тетя Лиз? Коляска принадлежала ей. В течении нескольких лет состояние тетушки Лизы ухудшалось. Она уже не была способна передвигаться по дому самостоятельно. Папа хотел сдать ее в больницу, чтобы последние годы (или дни) она провела в общественной палате, в окружении таких же умирающих стариков, как и она, а не «досаждала своему семейству». Но мама была категорически против этого и грозилась уехать из дому, если папа так бессердечно поступит с женой покойного дяди Бертрама. Они вновь ссорились, вновь ругались – сильнее обычного. Папа рассвирепел, мама разбила свою любимую чашку. Потом они оба ушли.

Достигнув конца коридора и отодвинув в сторону инвалидную коляску, я тихо открыл дверь и пересек комнату тетушки Лизы. Свет не горел.

– Тетя? – позвал я ее, но никто не откликался. Не удивительно, она уже давно ни с кем не разговаривает. – Тетя Лиза, это Дилан. Вы где? С вами все хорошо, тетя Лиза?

Я нащупал рукой выключатель и зажег лампу. Помещение озарило тускло-желтым светом и я встревожено дернулся. По комнате словно прокатился ураган: предметы в беспорядке лежали на полу вместе со скомканной одеждой, шкаф открыт, у столика выдвинуты все ящики, выставляя напоказ содержимые в нем предметы – всякие медицинские тюбики, крема, платочки и прочую дребедень. Господи! Что здесь произошло? Кто устроил весь этот погром? Из множества терзавших мою голову вопросов я мог ответить только на один из них – тети Лизы здесь точно нет.

Я развернулся и вышел из комнаты. Еще раз бросил подозрительный взгляд на инвалидную коляску, а затем направился к лестнице. Остановился у лестничного проема и посмотрел вниз, где открывался вид на прихожею.

Внезапно за спиной раздался скрип половиц. И кто-то неожиданно набросился на меня сзади. Буквально сел на меня верхом, как на лошадь! Кто-то очень массивный. С силой сдавил мою шею. Я хотел закричать, но вместо этого издал только стон. Начал яростно дергаться, пытаясь скинуть его со спины. Извивался как будто у меня под рубашкой клубок змей. Но тщетно. Оно намертво вцепилось в меня своими толстыми, как сосиска, нестрижеными пальцами и сильнее впивалось в горло. Я уже хрипел. Голова закружилась. Я задыхался. Слишком мало воздуха. Краем глаза я успел рассмотреть его. Того кто душил меня. Это была жена дяди Бертрама – тетя Лиза! С растрепанными седыми волосами и совершенно одичавшим взглядом. Она же совсем сошла с ума! Я почувствовал теплое зловонное дыхание над ухом. Вонючий запах чеснока вперемешку с запахом каких-то лекарственных мазей давал несравнимо мерзостный эффект. Я пожалел, что у меня нет насморка. Для носа это была, несомненно, кошмарная пытка.

– Зло! Зло! Зло! – восклицала она, словно помешанная фанатичка. – Дьявол!! Проклятый! Ты зло!! Оно погубит тебя, если ты не вернешься! Сожги его! Сожги его!! Сожги...

– Отцепись от меня, бешеная сука! – невольно сорвалось с губ. Но у меня не было времени фильтровать безудержный поток слов, вылетавших из горла. – Отстань! Отстань! Слезь с меня! Слезь!! Чертова тварь!!

Должен сказать, она активно сопротивлялась, как будто не она только что напала на меня и пыталась прикончить, а я пришел к ней лично, чтобы отправить ее до небесных врат. Это напоминало чем-то родео – дикие скачки. Правда быком выступал я. И у меня уже кончались остатки запаса кислорода в легких. Из последних сил я сделал рывок, нагнулся и перекинул ее через плечо. Она кубарем покатилась вниз с крутой лестницы, не пропуская ни одной ступеньки и ударяясь о каждый угол. Раздался грохот. Стены задрожали. Тетя Лиза впечаталась в дверь. Бездыханное тело распласталось на полу.

Врачи сказали, что смерть наступила мгновенно – несчастный случай.

Мама плакала, отец ее успокаивал, но в глубине души он ликовал. Я-то знаю. Он давно хотел избавиться от вредной старухи. Мы собрались в гостиной. Родители опять ссорились. Не могли прийти к решению: хоронить или кремировать. Ругались друг на друга. Я сидел в сторонке, хмуро подперев голову рукой.

В дверях гостиной внезапно появился Тайлер и захлопал в ладоши.

– Тебя нельзя оставлять одного, – сказал он улыбаясь. – Что я пропустил на этот раз?

16

– Я больше не буду убивать, Тайлер.

– Тогда ты умрешь, – спокойно отвечал голос.

– Мне все равно.

– Ты разве не боишься? Думаешь, что сможешь справиться с собой? Этот мир тебя разочаровал? Пойми, у тебя еще есть шанс все наладить... послушай меня, Дилан!... разве ты не понимаешь, что еще не закончил?... Не смей молчать, Дилан, не смей!...

Это была ночь с четырнадцатого по пятнадцатое декабря. Самая длинная и ужасная ночь за тот год. Мне было плохо. Шумело в голове, словно там сверлили дрелью и долбили молотком по мозгам. Гулко стучало в висках. И тело покрывал липкий холодный пот. Закутавшись в пальто, я передвигался быстрыми шагами по тихим улицам. Шел снегопад. Кружившийся в воздухе и плавно ложившийся на землю снег сиял при свете уличных фонарей.

Я больше не мог себя контролировать. Постепенно оно завладевало мной, как нечто черное, разливающееся по венам. Сколько я уже держался? Два месяца? Или три? Каким-то образом я сумел подавлять в себе желание на столь долгий срок. И теперь оно давало о себе знать. Началась ужасающая, нестерпимая ломка. Адски ныли кости. Сердце билось так, словно рвалось наружу. Ощущение, как если тебя продержали несколько часов в холодильной камере, а потом резко бросили в кипящее масло. Это предсмертная агония. Дальше идти я не мог и устало прислонился к стволу дерева, подобно раненному зверю, ищущему себе подходящее место для упокоения. Тяжело задышал. Я закрыл глаза, представляя в голове образ Аманды, какой помнил ее и любил. Приготовился прощаться с жизнью, а потом вдруг услышал... детский смех, строгий женский голос с долей упрека и одновременно нежной ласки. Так мать отчитывает в чем-то свое горячо любимое дитя, но не со злобы, а потому что заботится о нем и желает ему только добра.