Таня Фрей - Магнит

Меня пытаются усадить хотя бы на пол, но я и сама съезжаю по стенке, хрюкая носом. А потом снова кричу, уже более озлобленно. И снова вскакиваю, словно желая залезть на потолок.

Будь у меня когти, всё бы здесь уже было изодрано. Будь у меня клыки, всё бы здесь уже было искусано. Но у меня нет клыков, когтей, рогов, копыт, ещё чёрт знает чего. У меня есть только сумасшедшая подруга, которая выбрала меня своим орудием. У меня есть мёртвая подруга, которая решила перевести на свою сторону всех живых. У меня есть подруга, которая решила убить весь город.

И вот я уже не слышу, что мне говорят, ни единого слова из тех, что пытаются мне донести ненароком, пока я кричу и молчу, я — одновременно. Я просто закрываю глаза и слепну, и глохну, и слушаю только один голос, который снова проснулся во мне.

— Покой обретают только мертвецы.

— Намёк на мою близящуюся смерть? — нервно смеясь, интересуюсь я. Глаз я при этом не открываю — наверное, Сидни и медсестра не понимают, что сейчас происходит. Вернее, первая, может, и понимает, но не вторая.

— Ты безумна, Чарли. Ты неспокойна. Но я знаю, что тебя успокоит.

— Смерть, — снова слетает слово с моего языка. Смерть, смерть, смерть. Даже у самого слова железноватый привкус крови, обжигающий нёбо.

— Нет, Чарли, не смерть. Смерть недостойна тебя. Тебя успокоит встреча.

— С кем? — продолжая трястись и душась от смеха и слёз, спросила я. — С психотерапевтом?

— Со мной.

И после этих слов я буквально чувствую, как земля уходит у меня из-под ног. Я лечу на дно, как Алиса падала в кроличьей норе, только её впереди ждали необычные приключения, а что ждало меня? Меня ждала моя личная тьма, ждала с распростёртыми объятиями.

И именно в эти объятия я и летела.

***

Очнулась я дома.

Честно говоря, мне уже надоело приходить в себя. Или выходить из себя. Надоело ли мне существовать в принципе? Спорный вопрос, отвечать на который я не осмелюсь.

Мама моя была здоровски напугана. Она вилась вокруг меня, не зная, что ей лучше сделать — подоткнуть мне одеяло, сварить мне чаю с вареньем или просто отстать от меня.

В детстве она часто на меня кричала, потому что я была непослушной. С годами это прошло. Теперь у нас отношения… странные. Такое ощущение, будто во мне есть какой-то замок, открывающийся одним единственным ключом. Который она потеряла.

Но в то же время она уверена, что таких, как я, ещё надо поискать. В хорошем смысле. Она считает, что я могу быть примером для своих ровесников. Про Бри она почему-то всё время забывает. Ну, забывает, и ладно, что с неё взять.

— Лотти, ты переутомилась, — прощебетала она. Я еле сдержалась, чтобы не сделать вид, будто меня сейчас стошнит.

— Всё в порядке, мам, правда, — отмахнулась я бессовестной ложью.

— Солнышко моё, ну нельзя так урабатываться, — продолжала она. Урабатываться? Такое слово вообще есть?

Знала б она, что тут происходит на самом деле.

— Тебе что-нибудь принести? — не отставала она с вопросами. Я молча отвернулась. Мать вздохнула и, наконец-то поняв, что ничего мне от неё сейчас не нужно, покинула комнату.

Тогда я выбралась из-под одеяла и встала голыми ступнями на холодный пол. Медленно подошла к своему столу, над которым висела доска для фотографий, замёток и прочей чепухи.

Нахмурилась.

По самому центру висела наша с Хейли фотография, которая была в единственном экземпляре и хранилась в своё время у неё, а не у меня. Мы улыбались. Нам здесь было лет двенадцать, не больше. Снят кадр был в спортивном центре. Да, в своё время мы обе увлекались спортом и ходили на занятия по волейболу. Не скажу, чтобы она делала какие-то успехи в этом направлении. Ну а мне это просто наскучило.

А возле фотографии была прикреплена маленькая записочка, которую сначала можно было и не заметить.

Я протянула руку и осторожно открепила её, стараясь не повредить. Развернула.

Обомлела.

Ты же помнишь это место? Встретимся там, подружка. Только не опаздывай.

— Хейли.

Меньше секунды мне потребовалось на то, чтобы осознать: записка написана самой Хейли и написана она сегодня. Получается, Хейли жива? Или это очередной фокус, обман, очередная выдумка?

А потом во мне что-то щёлкнуло. И что-то словно кольнуло в глаза.

Я — или не совсем я — всунула записку в карман джинсов, открыла шкаф, выудила оттуда свою кожаную куртку. Подошла к столику с зеркалом, взяла расчёску, причесалась. Посмотрела на своё отражение и злорадно ухмыльнулась. И в глазах словно что-то блеснуло.

Потом тоже вышла из комнаты. Проверила, что делала мама. Сидела и читала какую-то книгу. Значит, она меня не слышала.

Ноги повели меня на кухню, руки потянулись к ящику со столовыми приборами, открыли его и выудили из него один единственный предмет. Одно единственное оружие.

Нож.

Я захотела закричать, но вдруг поняла, что больше не имею контроля над собственным телом. Вроде вот я, смотрела на жёлтую стену нашей кухоньки, а пошевелиться не могу. А тело — шевелится. И оно повело меня — ту, сумасшедшую, и меня- ту, вроде бы как нормальную, из дома.

Хейли вела меня на встречу с нею. Хейли заставила меня взять нож. Хейли заставила меня, заставила, заставила… заставила стать такой, какой я стала. Она изменила меня, она переродила меня, создала меня. И ей нравилось то, что она сотворила, потому что только с любимыми игрушками обращаются так.

Сжимая в руке нож, я вышла на улицу и пошла к своей цели. Ничего не соображая и доверяясь лишь своему телу. И чувствуя раздвоение своей личности.

Одна из них кричала, что Хейли — тварь, которую надо забыть. Вторая же считала её божеством. Вторая вела меня в центр, первая хотела остаться дома. Вторая достала нож, первая хотела его выбросить.

Первая была мной. Вторая — тем, что придумала Хейлс.

Путь до спортивного центра был близок. Мне уже начинало казаться, что я отделилась от своего тела настолько, что могла наблюдать за ним с вышины. Кого я видела? Запрограммированного монстра. Девушку, в чьих глазах не читалось ничего, кроме ненависти. Она шла быстро, можно сказать, молниеносно. Никто не попадался ей по дороге, и это было счастьем, потому что в правой её руке был крепко зажат нож. С какой целью? Кто знает.

Но ненависть в её глазах была обращена не к Хейли, а к людям и к городу, по которому она шла. Казалось, её цель теперь совпадала с целью мёртвой подруги. Убить город.

И тут я заметила, как с соседней улицы вышла Сидни. Прямо навстречу мне-не мне.

Я начала молиться, чтобы не столкнуться с ней. Не знаю, верь ли я в Бога, но ничего другого делать не оставалось.

А я шла. Напролом.

— Чарли! — воскликнула заметившая меня Сидни. — Чарли, что ты здесь… о, чёрт.

Она подбежала, чтобы схватить меня за плечи.