Анатолий Махавкин - Ьени Бездны

— Красота, лепота, — протянула Валентина, рассматривая соединение арок на мерцающем призраке колонны. — Так что ты говорил; всё это — преддверие Преисподней?

— Дальние подступы, — я пожал плечами. — И не я так говорю, а Заратустра. Ну, в смысле, видишь впереди двух экспертов с блокнотами? Подойди и спроси, они тебе всё расскажут, как на духу и ручку позолотят.

— А мне тут просто страшно! — пискнула Маруся, всё это время пытавшаяся спрятаться за спиной подруги, — Я вообще боюсь незнакомых мест, а от этого у меня внутри всё сжимается.

— А больше ничего не сжимается? — хмыкнула Валя, покосившись на писклятину, — Например, когда Вадик тебя раком ставит, пока твой на Уазике шаболдается?

— Не было такого, дура! — в писклявом голоске мелькнули ожесточённые нотки. — И вообще, нехер к другим лезть, ясно? Сама, как с лаборантками отжигала, не хочешь рассказать?

— Так я ещё и лесбиянка? — задумчиво протянула Валентина и толкнула меня локтем в бок. — Не желаешь попробовать извращенку? Пока жена не видит? Если чего, потом просто скажешь: помогал девушке восстановить нормальную ориентацию.

— Боюсь, не прокатит, — я рассмеялся, в очередной раз поражаясь тому, что даже самые странные и жуткие места не мешают людям вести вполне себе обычные разговоры. — Оля и так на тебя смотрит, словно ты пытаешься у неё любимый кусок отобрать.

— Так я могу этот кусок и втихую стащить, — она внезапно прижалась ко мне и положила ладонь на внутреннюю часть бедра. — Пока никто не видит. Ты же не против?

Вопрос был весьма и весьма щекотливым, но обдумать ответ я не успел. Ответить не задумываясь, как намеревался язык — тоже. Мария, успевшая надуться, точно мышь на крупу, внезапно приблизилась к самому краю нашего мостика и уставилась на опору перекрёстка. Потом ткнула пальцем во мрак, поглощающий основание столба.

— Смотрите, там кто-то есть.

— Тебе показалось, — Валентина досадливо отмахнулась, но тоже всмотрелась в темноту. — Это просто эти чёртовы искорки.

Но нет, это были совсем не искорки. Теперь эту хрень видел и я. Среди мерцающих огоньков, медленно поднимающихся вверх, подобно пузырькам в бокале пива, скользили призрачные силуэты. Отсюда я не мог разобрать, как они выглядят, но одно мог сказать точно: их было дохрена и все они торопливо ползли к вершине колонны.

— Дерьмо какое-то, — проворчал я, отлично понимая, что уж этой-то субстанции в Бездне — больше, чем всего остального. — Сергей Николаевич! Блядь, да стойте же вы!

Хробанов замер, а потом медленно обернулся, остановив пространную речь Лифшица, явно обескураженного таким поворотом. Я ускорил шаг, указывая пальцем на колонну.

В этот момент авангард вышел на каменный пятачок перекрёстка.

В этот момент сзади послышался какой-то шум и обернувшись я увидел, что Паша мощной дланью остановил учёное стадо, не пуская биологов вперёд.

В этот момент из пропасти донёсся оглушительный хор мерзких квакающих голосов, слившихся в единый пронзительный вой.

В этот момент по колонне прошла слабая рябь, а мост под ногами принялся мелко вибрировать.

Кажется, начинала происходить некая неприятность.

Жопа подсказывала, что необходимо срочно бежать, но к сожалению, я никак не мог определиться с направлением.

Вот и доверяй ей. После этого!

— Почему-то мне кажется, что особого смысла двигаться дальше, нет, — эту странную фразу произнесла Валентина и я изумлённо уставился на её сосредоточенную физиономию. — Мар, у тебя всё готово?

Я было начал поворачиваться ко второй спутнице и в этот миг возникло ощущение, будто меня начали бурить где-то в районе шеи. Во всяком случае, я ощутил укол такой силы, что все мои внутренности разом обратились в желе, а ноги — подломились, позволив телу упокоиться под рюкзаками.

Единственное, что ещё продолжало функционировать в прежнем режиме — голова. Поэтому я мог наблюдать, как рядом с лицом топчутся ботинки девушек и три пары берцев, размером много крупнее. Я попытался выкарабкаться из-под груза, но сумел лишь судорожно дёрнуться.

— Двигательная моторика сохранилась, — деловито сообщил голос Валентины из небесного далека. — Ну, в этом-то мы нисколько не сомневались. А что там с реакцией на внешние раздражители?

Меня изо всех сил приложили носком ботинка по рёбрам. Причём сделал это кто-то, только подошедший. Ботинок оказался не чета остальным — дорогой, модельный и я даже не сомневался, кому он принадлежит. Просто хрюкнул и всё.

— Боль ощущает, — Диана казалась довольной. — Эй, вы, пакуйте этот мешок с дерьмом и бегом обратно. Наше путешествие закончено. Девчонки, вам отдельное мерси, всё вышло даже лучше, чем я ожидала.

— Никаких проблем, — из голоса Маруси исчезла прежняя неуверенность и испуг. — Легко работать, когда тебя никто всерьёз не воспринимает.

— Хоть этот — такой лопоухий, что даже жалко, — как ни странно, но в голосе Валентины прозвучало что-то, напоминающее сочувствие. — Что с ним дальше то будет? Инъекция рассчитана на четыре часа, а потом нужно повторить. И вообще, сыворотка теряет свои свойства спустя полсуток.

— Успокойся, — в голосе самой Дианы ощущалась железобетонная уверенность и некая снисходительность, — через час мы вернёмся, а в лаборатории у вас окажется полным-полно времени для развлечений. Пакуйте.

Пока меня «паковали», что выражалось в натягивании на тело плотного тканевого мешка, перехваченного широкими кожаными ремнями, я мог наблюдать множество интереснейших вещей. Спокойную морду Марии, наблюдающей за мной с видом заправского патологоанатома; слегка виноватую — Валентины, которая, встретив мой взгляд, неуверенно пожала плечами; торжествующую рожу Дианы и взбешённого Пашу, который повернул подругу физиономией в сторону перекрёстка.

Оттуда уже бежали бойцы, посланные Самойловым. Видимо Виктор Семёнович, в конце-то концов, сообразил, что происходит некое весьма нехорошее дерьмо и решил его разрулить. К сожалению — слишком поздно. И да, на его стороне оставалось значительно меньше дееспособных людей. Я бы принял соотношение сил, как один к трём. Учёных я, естественно, не считал за таковых.

— Да пусть положат тут весь этот мусор, — неверная супруга Утюга раздражённо отмахнулась и в её голосе мелькнуло откровенное злорадство. — Хотел нас закопать, а останется сам!

— Огонь на поражение, — скомандовал Паша своим дуболомам и те покивали, точно им не предстояло стрелять в собственных же товарищей.

Поскольку те приближались, не ожидая от соратников никакой подлости, то явно ожидалась настоящая бойня. Но кто-то невидимый, какой-то садист, мнящий себя режиссёром этой дурацкой постановки, решил на порядок взвинтить градус неадеквата происходящего.