Екатерина Бобровенко - Ловцы снов (СИ)

Тихие улочки нашего города, изменчивые, как направление снегопада в метель...

- Пусти! Отвали от меня! Отстань!..

Я уже сломя голову лечу вперед, навстречу, когда отбивающуюся девушку силком затаскивают в темноту проулка.

...Наша главная задача как Ловцов - защищать людей от любого возможного контакта со Снами, а их самих - от необдуманных поступков, порождаемых непониманием происходящего и страхом. Я не добавляю к своим обязанностям ничего лишнего, но сочту правильным, если попытаюсь еще и защитить людей друг от друга.

В темноте тесного переулка нет фонарей, и свет проникает сюда только с улицы и с неба, запорошенного белой рябью, и в первые несколько секунд я вижу только смазанные серо-фиолетовые контуры, постепенно привыкая к темноте.

Двое пялятся на меня, вылетевшего из-за угла, точно на призрака возмездия, явившегося посреди темного переулка. Оторопевши - и как-то разом растеряв всю свою уверенность, хотя я замечаю в их глазах проявляющуюся изнутри волну смятения и ярости. Один, с сероватой небритостью на пухлом заплывшем лице, наполовину загораживает боками просвет переулка - я вижу за его спиной вторую тощую и ломаную фигуру, придавившую девушку всей массой к стене, пытаясь заставить ее не вырываться.

Девчушка странно замирает, глядя на меня испуганно и явно подозревая, что это подоспела подмога, но потом ее круглые, несчастно-прозрачные глаза расширяются от удивления - она меня узнала?... Пытается рвануться навстречу, но ее грубо хватают сзади за капюшон, сбивая шапку в снег и отталкивая назад, за свои спины.

- Слушай, пацанчик... Найди себе другую, эта киска на сегодня уже занята... - голос тощеватого, с влажными и острыми бегающими глазками, кажется заплетающимся и растягивает слова нараспев, точно какую-то пьяную песню, и мне как-то разом становится душно и противно от него, а еще я чувствую - так же, поднимающуюся накатывающим валом изнутри, - нестерпимую, но какую-то хладнокровную злость.

Приободрившись заплетающейся речью, дружок говорившего медленно отлипает со своего места навстречу, покачиваясь, но с гадкой усмешкой на распухшей красной физиономии. Не спеша приближается ко мне, все еще нагло ухмыляясь, только странно - и тоже медленно - заводит за спину раскрытую ладонь.

Я замечаю мелькнувший в его руке нож еще раньше, чем он успевает им замахнуться - нелепо, грузно, пытаясь взять скорее внезапностью и грубой силой, а не тактикой или ловкостью. Уклоняюсь назад и в сторону, проскальзывая под его руку и, перехватив за плечо, впечатываю боком в стену переулка.

Ненужное теперь оружие нападающего с неслышным лязгом падает под ноги, и я пинаю его мыском ботинка в ближайшую кучу снега. Все это - практически за пару секунд, но время будто расслоилось по ним и распалось по кадрам, и только какое-то время спустя, как в заглючившем фильме, я слышу пронзительный испуганный вскрик девушки. И смачный хлопок пощечины.

"Заткнись, идиотка!.."

Проглоченный жалостливый всхлип, переходящий в тихий, скулящий от боли плач, нестерпимо давит виски.

...Дальнейшее я помню обрывками: наверное, осознанный человек во мне исчез, уступив место каким-то хладнокровным механическим рефлексам, и я сам до конца не смог понять, что же произошло.

С людьми можно поступать по-хорошему до определенного момента, до какой-то грани, за пределами которой уже не существует ни чувств, ни эмоций - только заложенная предками древняя животная сущность. И, по-видимому, то, что сделал этот урод, стало для меня последней каплей.

Сверкающий росчерк, мелькнувший из-за спины, вспарывает пространство по дуге, молниеносно и наискось проходя вдоль плеча того, кто еще несколько секунд назад стоял рядом с девушкой, пытаясь удержать ее у стены. А он сам медленно, в раздробившемся на кусочки времени, начинает складываться пополам, хватая ртом воздух и второй рукой зажимая рану на плече, где сквозь ткань куртки блестит и сочится красным.

Второй пытается отлипнуть от дома, бешеными, расширенными от удивления и злобы глазами ища под ногами свой нож, и схватывает его же, не глубоко, но болезненно ощутимо пропоровший под углом высокое голенище ботинка.

Девушка, чье имя я еще не знаю - все еще не знаю - не успевает даже рта раскрыть, когда я резко, не церемонясь, хватаю ее за руку, протаскивая с собой на другой конец переулка, оказавшегося сквозным. Она честно пытается бежать следом, но путается от волнения в ногах и практически сама висит на мне, крепко вцепившись в плечо, хоть я этого почти не ощущаю.

Когда тесно сомкнувшиеся стены снова раздвигаются, я буквально чувствую наплыв свежего воздуха, будто там, в оставшемся позади проулке на самом деле было нечем дышать. Пожилой прохожий в утепленной меховой кепке с козырьком не в укор резво шарахается в сторону, громко поминая на всю улицу чью-то мать, когда мы вдвоем, не глядя по сторонам, вываливаемся наружу из почти незаметного с этой стороны просвета между домами.

Эта улица длинная и извилистая, и ее я не знаю и вряд ли даже просто видел раньше, зато почти сразу замечаю на другой стороне притаившуюся среди витрин магазинов и оконных ставень первого этажа высокую дубовую арку парадной двери, чуть приоткрытую наружу из-за отошедшей щеколды кодового замка. Резко крутанувшись на месте, торопливо тяну девушку к подъезду.

Помогать людям...

Я распахиваю дверь настежь почти рывком и, проталкиваясь вместе со спасенной незнакомкой внутрь, захлопываю намертво за своей спиной.

- Все, приехали... Пожалуй, оторвались... - дышу со свистом, стараясь разглядеть хоть что-нибудь перед собой и вокруг, но от темноты кажется, будто глаза выело. Только какие-то рыжие мушки танцуют под веками в такт аритмичному бешеному буханью сердца под курткой. Сквозь собственное дыхание слышу, как совсем рядом встревоженно и испуганно дышит Она, пытаясь прийти в себя.

Рядом по стене, на расстоянии вытянутой руки от двери, есть прозрачная щель в не до конца замазанном краской паутинном окне, в которую видно переулок. Но не видно никого подозрительного снаружи. Кажется, действительно оторвались...

Я шарю в кармане, пытаясь на ощупь отыскать там зажигалку, щелкаю в воздухе ее отмороженным язычком, пытаясь выскрести язычок пламени, чтобы хоть как-то осветить окружающее.

Желтоватый отсвет огня дрожит от сквозняка, едва разгоняя сумрак, в котором заплесневело дышит в спину огромный высокий подъезд, разрастающийся по бокам запахом пыли и кошек, старающийся загасить пляшущий над рукой трепетный слабый огонек.

Заботливо прикрываю его ладонью в обкромсанной перчатке и вскидываю голову, услышав сбоку подавленный дрогнувший всхлип девушки.

В дрожащем, дергающемся свете одинокого всполоха я вижу перед собой печальные, испуганные глаза Затерянной...