Роберт Маккаммон - Лесной Охотник

Волк оценил расстояние и вскочил. Требовался большой и сильной прыжок, и он будет тяжелым — особенно с такой травмой. Но у него действительно не было выбора.

Люди приближались: он слышал хруст снега под их ногами. У кого-то был фонарь, луч которого бродил из стороны в сторону. Сколько солдат? Слишком много, чтобы убить их всех. Отряд безопасности Гестапо… значит, в нем, по меньшей мере, человек десять.

Нужно идти — прямо сейчас.

Он побежал по тропинке.

— Вот он! — свет окутал его, заставив на миг потерять ориентацию.

— Стреляй! — прозвучала команда, но большая собака резко вильнула в сторону и пропала из поля зрения преследователей.

Майкл бежал, но одна его нога продолжала волочиться за ним мертвым грузом. Боль была невыносимой, от нее перехватывало дыхание. Если он недооценит ее силу, если сделает ошибку, живым ему не уйти.

Быстрее! Быстрее! — приказывал он себе.

Будь готов отдать за это все!

Он вскочил на скамью, вздрогнул от холода и боли. На этот раз он и впрямь жалобно заскулил, а перед глазами поплыла красная пелена. Однако в воздухе он вытянул свое мускулистое черное тело настолько, насколько вообще позволяли мышцы, сухожилия и кости. Прогремел выстрел винтовки, и пуля просвистела мимо правого уха. Другая задела хвост. Третий удар пришелся в статую просителя, бросив в Майкла отколотый камень.

Лапы волка скребли по вытянутым ладоням. Он услышал, как что-то сломалось: его кости или руки статуи — ему было наплевать. Он снова оттолкнулся со всей силы от рук каменного гестаповца, а затем перед ним появилась заснеженная вершина стены, и он зацепился за нее передними лапами, пытаясь залезть на нее единственной здоровой задней.

Винтовки продолжали свой смертельный монолог. Пули рикошетом отскакивали от стены. Кто-то выпустил короткую очередь из автомата. Взорвалась верхняя часть стены, дым и снег закружились вокруг в воздушных вихрях.

— Прекратить огонь! — воскликнул сержант. Прозвучало несколько последних выстрелов, но после сурового взгляда сержанта и эти свинцовые выкрики прекратились. Затем, довольный, что его не подстрелят собственные люди, он подошел вперед и навел свой фонарик на стену за статуей Рудольфа Дильса, первого командира Гестапо с 1933-го по 1934-й годы.

— Черт, — сплюнул сержант, потому что большая собака не лежала мертвой на земле, вопреки его ожиданиям. Быть может, она уже на другой стороне, за стеной? Похоже, двор она, так или иначе, покинула. На территории царил настоящий беспорядок, за одно допущение которого можно было поплатиться своей головой. Вполне возможно, сегодня сержанту и его жене придется предпринять спешную поездку на Запад…. в течение следующей четверти часа, к примеру…

Он видел множество бездомных животных, но никогда не видел ничего подобного. Может, это была даже не собака, а волк, сбежавший из зоопарка?

Сержант — старый однорукий ветеран — знал все о волках. Когда он был ребенком, его бабушка Типпи пугала его на ночь своими страшными сказками про волков, и временами ему все еще снились кошмары о пробуждении, во время которых его ладони превращаются в волчьи лапы. Единственное положительное, что было у него в этих снах — это вновь обретенная вторая рука. Но он не переставал думать о том, что когда полная луна ярко светит на ночном небе, где-то в лесах блуждает особенно коварный зверь.

И прочие отбросы нечестивого мира…

Но сегодня полнолуния не было. И, в самом деле, уже скоро должна была заняться заря.

— Проклятье! — прошипел он себе под нос.

Нужно было взять себя в руки.

— Ладно, — обратился он к окружавшим его людям. — Идем, посмотрим, удалось ли нам его подстрелить.

Им не удалось.

Волк продолжал двигаться. Пошатывался от боли и едва волок за собой левую ногу, но продолжал движение. Вскоре он позволил себе немного отдохнуть, привалившись к углу здания, как смертельно уставший человек. Затем он немного прошел дальше, снова пошатнулся и принялся снова искать опору, способную выдержать его неустойчивое тело.

Белый снег продолжал мирно сыпать на каменные и кирпичные здания Берлина. Ветер поднялся и принялся закручивать маленькие снежные вихри. Ночь может быть жестокой. Ночь может стать прибежищем заблудшей души, и именно такой была эта ночь для Майкла Галлатина.

Но он был жив.

Приближался грузовик с солдатами. Майкл укрылся в усыпанной мусором аллее и прижался к груде кирпичей, левая задняя лапа чуть отставала от земли, а под ней разливалась лужа крови. Грузовик проехал мимо. Они не торопились в погоню — все солдаты с беспечным видом курили сигареты, придерживая свои винтовки. Они не искали его.

Майкл опустил голову.

Франциска, — горестно подумал он. — Господи…

Вообрази это. Бедная Франциска, сражающаяся за жизнь своего честного и благородного рыцаря с помощью единственного доступного ей оружия.

А взамен она лишь получила синяки и ядовитую таблетку.

Зеленые глаза потускнели. Майклу казалось, что в битве под названием «жизнь» попросту пропал смысл. Возможно, в этот день победа оказалась за теми, кто пал в битве.

Я никогда тебя не забуду, — подумал он.

И затем, преодолевая боль разбитого сердца и боль искалеченного тела, он подумал о том, что в Берлине он был один — голый и израненный — а, если бывший Снеговик не врал, то какое-то страшное секретное оружие, называемое «Черным Солнцем», готовилось уничтожить врагов Рейха.

Несколько дней — так сказал Риттенкретт.

Майкл подумал: это дает мне еще несколько дней… если смогу пережить ночь.

У него было больше стойкости к боли в обличье волка. Когда он снова станет человеком, ему понадобятся костыли и долгий сон. Итак… среди голубей с винтовками и овец с автоматами проследует волк. И у него оставалось стойкое ощущение, что чем ближе он подберется к Черному Солнцу, тем больше от его волчьей натуры ему понадобится.

Едва заметное движение справа привлекло его внимание. Там, в дальнем конце переулка.

Кто там? — подумал он, принюхавшись к воздуху и уловив запах…

Белая собака — грязная, но все еще достаточно белая — подошла чуть ближе и остановилась. Уши Майкла стали торчком, и он снова понюхал воздух. Он знал, что она чувствует его кровь. А он чувствовал ее, знал, что к нему приближается сука.

Вскоре рядом появилась еще одна собака, маленькая, с темно-коричневой шерстью. Такса. Кобель.

Третья сука возникла позади первой. Грациозная, с золотистой шерстью, через которую виднелись красноватые язвы. Эта собака была больна, и запах ее болезни разносился по воздуху.

Все стояли и смотрели на него. Снег все сыпал и сыпал, закручиваясь в миниатюрные торнадо, и Майкл Галлатин дрожал от холода, слабости, боли и кровопотери.