Григорий Гончаров - Бункер 'BS-800'/ der Fluch des Reichs.

— Значит, тебе нужно снять хвоста… — как бы про себя сказал он. — Мобильники отключите, аккумуляторы — вон! Как найти меня помнишь?

— Откуда бы мне помнить? — отозвался я, слегка раздражаясь от этих слов.

Должен бы Фриц как-то знать, что в гостях я у него никогда не был! Да и вообще, из моих знакомых поисковиков, ни один человек не мог похвастаться тем, что был у Фрица. Он объяснил мне, в каком месте нам следует свернуть с трассы на просёлок, и как ехать дальше.

— Через сколько ты будешь у нужного участка трассы? — так же спокойно поинтересовался Фриц, словно бы мы не «забивали стрелу», в которой, может быть, даже продеться стрелять — а договаривались о деловой встрече!

И от этого его спокойствия, полного отсутствия эмоций, у меня по телу прошёл холодок. Возникло желание всё отменить, но… похоже, другого выхода у нас нет.

— Через полчаса, или час — я у тебя; — продолжал автоматический записанный кем-то голос, отдалённо похожий на мой.

— Жду; — коротко ответил он.

— Фриц, ты только не очень их, ну помягче там! — поспешил сказать ему я, но тот уже сбросил вызов.

Между тем машина наших преследователей, не маскируясь, спокойно ехала за нами, и до начала активных действий оставались мгновения. По их сценарию я должен был поддать газу — пытаясь оторваться от навязчивых преследователей, — и в этот миг я был бы подрезан их, более быстрой и маневренной «девяткой», которая, судя по всему, была «одноразовой». Значит за ними едет другая машина, в которой может находиться и сам Крап. План у них, скорее всего, был такой: должна была произойти авария, реальная, но не слишком сильная, «рядовая». Я, как ненужный свидетель травли Левинца, должен был разбиться насмерть — они мне бы в этом помогли, — а Боря, пусть покалеченный, — должен попасть на суд к Крапу, где ему будет вынесен приговор, не подлежащий обжалованию.

Вот-вот у трассы должна появиться горелая ель — когда то здесь бушевали лесные пожары. После этой ели следовало проехать километра два до Фрицевского поворота. «А вот и ель» — обрадовался я, увидев похожее на черную свечу, дерево. Я сбавил газ и, продолжая сохранять спокойствие, включил правый поворотник, чем ввёл своих преследователей в ступор: как им быть? Или пристрелить бегущую дичь, или позволить ей самой снять с себя шкуру и прыгнуть в котёл с кипящей водой? Они выбрали второе, ведь я свернул на дорогу, ведущую в никуда — в дебри леса, где меня и моего спутника никто и никогда не будет искать. Здесь не будет свидетелей, здесь не помогут водители проезжающих мимо машин — тут их попросту нет; здесь не будет милиции и скорой — это глушь; дорога эта, похожая на старую лесовозную просеку, ведёт в тупик. «Если Фриц подведёт, то нам конец!» — пронеслось в голове несвоевременная мысль.

Скорость — «60 км/ч». «Нива» лихо подпрыгивала на кочках и ямах. Эту дорогу, видно, хорошо прокатал Фриц: всё было изъезженно зубатыми покрышками квадрациклов, и кое-где виднелись следы родных «УАЗовских» покрышек. Парни, ехавшие следом, еле поспевали за нами. Они подумали, что я хочу воспользоваться преимуществом «Нивы», и оторваться от них на бездорожье! Ехали мы по прямой вырубке, когда-то здесь добывали торф, и были проложены узкоколейки через весь необъятный лес. Но со временем рельсы растащили, всё бросили… Я периодически смотрел в зеркало, на скрывающуюся в клубах поднятой нашими колёсами пыли, «девятку», — с которой уже наполовину отлетел передний бампер — часть его волочилась по земле. Близился поворот, и я ещё раз глянул на едущую за нами машину — сквозь пыльное облако вдалеке бликовало зеркальным блеском солнце. Рассмотреть источник этого блика у меня не хватило времени — ясно было, что отражается солнце от чего-то хромированного, — скорее всего от второй машины бандитов, которая только-только выехала на просеку. У ели, с ободранной корой, я крутанул руль резко вправо, и влетел в незаметный со стороны поворот — совсем заросшую колею. Девятка не успела повторить манёвр, и пролетела мимо, оставляя за собой клубы чёрной пыли. На всякий случай я достал из кобуры свой «ТТ». Через какое-то время девятка, уже без бампера, снова появилась сзади, высоко подпрыгивая на буграх. По громкому звуку двигателя можно было с уверенностью сказать — у них отлетел глушитель. Что-то пошло не так. Я сразу это почувствовал, видя приближающееся поле. Как будто попал в какую-то зону чужой воли, требующей обязательного подчинения. Боря тоже это почувствовал, как то весь сжался. Мы вылетели на поляну, с давно спиленными пнями; дорога, по которой мы ехали, рассекала поляну надвое строго посередине. Судя по пням, можно было сказать — это старая вырубка. На бешенной для леса скорости, мы летели по дороге, когда краем глаза я что-то заметил сбоку. Посмотрев влево, я увидел за одним из пней человека в камуфлированной одежде, с натянутой на лицо «омонкой». Нас он будто бы не заметил, правая рука его лежала на пистолетной рукояти громадины «Knochensäge» [25] Костная пила — как сами немецкие солдаты прозвали пулемёт «MG-42».

Пулемёт стоял на разложенных сошках, упёршихся в пень, который надёжно укрывал тело стрелка от возможной ответной стрельбы. Пень порос мелким кустарником, и с той стороны, откуда мы приехали, стрелка с его оружием было не разглядеть. Борис проследил за моим взглядом и, увидев стрелка, закричал:

— Он что, стрелять по ним собрался?

— Я не знаю, наверно припугнуть хочет!

«Будет стрелять! Всё пошло не так! Зачем я связался с Фрицем?» — судорожно перебирал я ставшие вязкими мысли. «Ведь это убийство! И оно только усугубит наше положение!» Раздался хлёсткий, разошедшийся эхом по лесу одиночный хлопок. Его эхо прошло сквозь «Ниву», сквозь нас. Я ударил по тормозам, «Нива» послушно остановилась, пыль, серым покрывалом следующая за нами, окутала машину. Оглянувшись, мы с Борисом увидели, как за въехавшей на поле «девяткой» упало дерево, от разорванного в клочья пня шёл дым. Дерево было подорвано взрывчаткой. С права тоже сидел человек, точно таким же образом, и с таким же пулемётом. «Девятка» стояла, — что там происходит, видно не было. Я открыл дверь и вышел из машины, держа наготове пистолет. В этот момент синхронно застрочили пулемёты. Резко. Как по команде, не слышанной нами. Пулемётчики, своим злым стрекотом, оглушили лес. Я инстинктивно присел, спрятавшись за передней частью машины. Пулемёты били по «девятке» длинными очередями, попеременно отдыхая, так, что огонь ни на секунду не прекращался. Чёрный дым и снопы пламени вырывались из чёрных, длинных стволов. Пули отрывали от машины куски, пластмассовое крошево разлеталось от попавшей под свинцовый дождь железной коробки. Отлетели оба передних крыла; куски пластика, перемешанного со стеклом, — брызгами разлетались в разные стороны под оглушительный аккомпанемент смертоносных немецких «машиненгеверов». Казалось, патроны не закончатся никогда. Борис что-то кричал мне, размашисто жестикулируя руками. Я как заворожённый смотрел, как на моих глазах убивают людей, расстреливают в упор с нечеловеческой жестокостью. Нос забило и защипало в глазах от удушливого запаха сгоревшего пороха и толового дыма. Наконец всё стихло, резко, разом. Но в ушах продолжало стрекотать, сильным звоном — то в правом ухе, то в левом. На поле из леса вышли люди, человек пятнадцать, вместе с оставившими своё оружие пулемётчиками. Почти все были облачены в общевойсковой камуфляж. Лишь один человек был облачён в чёрную форму. Похоже форма охранная, только более качественная, дорогая. У всех рации, типа «Vertex», по потёртой до металла краске было видно, что беднягам приходиться с ними чуть ли не спать. Оружие разное, в основном автоматы «АК-47», «АКС-74У», «МР-40», у одного бойца я заметил пистолет-пулемёт «МР-5», у другого — необычного вида маленький автоматик, похожий на «АГ-043», предложенный когда-то Симоновым, но так и не поставленный на конвейер. Скорее всего — самоделка, видать у них тут свои слесаря и токари есть. У каждого бойца на ремне висело по кобуре, пистолеты в них тоже были разными. Виднелись знаки различия, в виде полевых звёзд и лычек на погонах. Что примечательно, класс оружия соответствует званию — вон тот, с маленьким автоматом — сержант, а с «АКС-74У» два капитана; с «МР-5» — старлей, «МР-40» у лейтенанта и старших сержантов. У рядовых, которых тут было немного, были карабины «М-98», винтовки «АВС-36», «СВТ-40» — всё, из репертуара Великой Отечественной. Были и охотничьи ружья. У одного человека, не обременённого званиями, облачённого в отличающийся от остальных камуфляж расцветки «дубок» — был современный немецкий автомат «HK G36», — который можно увидеть в фильмах, или компьютерных играх, — я так же заметил у него нагрудный знак «Охотрыбоохрана», егерский шеврон на плече — а в кармане наверняка соответствующее удостоверение. «Это они для нежданных гостей так вырядились, или залётных охотников на деньги так разводят?» — подумал я, рассматривая серьёзных и мрачных мужиков. Со стороны действительно можно подумать, что эти боевики, только что расстрелявшие двух, пусть и бандитов — бойцы какого-то спецотряда, а здесь в лесу — что-то типа подготовительного лагеря.