Дуглас Клегг - Человек-Хэллоуин

Свечи походили на длинные тонкие пальцы, крапчатый воск наливался слой за слоем, обволакивая фитиль.

Эти свечи делала Нора Шанс в своем маленьком домике в лесу. Ее научила этому мать, та переняла умение от бабушки, а та… Ну и так далее — секрет изготовления свечей уходил в незапамятные времена.

В тот день Лоран потребовались еще свечи, поскольку ее запасы подходили к концу, и еще она волновалась, как бы Норе не сделали более выгодное предложение в каком-нибудь магазине под Мистиком. Сама Лоран продавала свечи по десять долларов за штуку, тогда как ей они обходились в двадцать пять] центов, и такую прибыль она никак не хотела упустить.

Как только Лоран увидела, что школьные автобусы вернулись в город, она подошла к телефону и набрала номер Кроуфордов, надеясь застать Стоуни дома.

Он действительно был дома и успел только войти и бросить учебники, когда зазвонил телефон. Стоуни кинулся к нему и поднял трубку:

— Алло?

— Стоуни? Это я. — Голос Лоран был похож на звон мелочи в тарелке, так что Стоуни не пришлось гадать, кто именно ему звонит. — Мне нужно, чтобы ты навестил Нору, узнал, может ли она продать мне еще двадцать свечей. И еще напомни ей, что рождественские шали до сих пор не готовы, а они должны поступить в продажу до ноября. Скажи, я подниму закупочную цену. Хорошо?

— Конечно, — ответил Стоуни.

— Отлично. Когда вернешься, я заплачу тебе за беспокойство. Идет?

— О да.

Стоуни положил трубку. Ему вечно нужны были деньги, ради заработка он стриг лужайки, сметал листья, бегал по поручениям лавочников, иногда, если удавалось получить заказ, драил палубы яхт богатых курортников.

Он поглядел на часы. Почти половина пятого. Нора, скорее всего, пьет чай.

Стоял обычный октябрьский день с его обычными делами, но, как всегда и везде, это была лишь внешняя сторона.

Кельвин Стоу, который летом катал на катере курортников, проводил большую часть дня в «Улове рыбака» на мысе Джунипер, напивался там, а потом садился в свою «тойоту» и высматривал школьников, которых можно завлечь к себе домой на просмотр определенного сорта фильмов. София Рэндалл, чьим предком был Джепта Рэндалл, представитель одного из четырех семейств, основавших Стоунхейвен, в отчаянии ждала чего-то, стоя на парадном крыльце «Капитанского дома», построенного в начале восемнадцатого века, перестроенного после городского пожара во время войны 1812 года и заново отстроенного в 1901-м, после Великого урагана. Этот дом и два акра земли вокруг были просто напичканы историей. София нервно сжимала маленькие изящные ладони, лицо ее горело в лихорадке. Обычно красивое, сейчас оно было искажено гримасой острой тоски. Со стороны городской площади донесся рев «харлей-дэвидсона». Мотоциклист остановился возле дома. Вместо того чтобы кинуться ему навстречу, София скрылась в доме. Молодой человек пробежал по дорожке, запрыгнул на крыльцо, задержался лишь на миг, чтобы поднять что-то похожее на шприц и маленький пакетик белого порошка, выпавшие из кармана.

В доках, где из залитых водой, битком набитых трюмов траулеров бесцеремонно выгружали омаров, четверо мужчин — всем им еще не исполнилось тридцати — решали судьбу курортницы, оставшейся после завершения сезона, девицы из дома Краунов на мысе Джунипер, девицы, которую все они видели со своих траулеров, девицы, которая в пять утра стояла совершенно голая у окна, глядя на море, будто только и ждала, когда они придут и возьмут ее.

Линди Поттер, жившая на Колд-Спринг-роуд, на самом краю поселения в маленьком дощатом домишке в северной части бухты, принялась бить своего пятилетнего сына Руперта за то, что он не вытер в коридоре сделанную собакой лужу. Она дала ему хорошего пинка, но мальчишка, гораздо более мудрый, чем большинство пятилетних детей, не ощугил боли и не издал ни звука.

На палубе траулера «Анжелас Баунти» Джеральд Кроуфорд, отец Стоуни, смаковал остатки виски, до смерти жалея, что угодил в капкан этой жизни и тащит на себе детей, жену и тяжесть всего мира, упавшего ему на плечи, — «груз всего треклятого, будь ему пусто, мира».

Стоуни Кроуфорд проехал на черном велосипеде фирмы «Швинн» мимо всего этого, не обращая внимания на копошение в человеческом муравейнике, и съехал с Колд-Спринг-роуд на грязную тропинку, ведущую в чахлый лес.

Откуда-то пахнуло разложением, ощутимо жарким, будто бы погибшее животное воплотилось теперь в запах. Еще в лесу воняло болотом и трясиной. Стоуни миновал древнюю разрушенную стену, обозначавшую границы кладбища, и на развилке свернул влево. Пожухлая трава здесь была выше, опавшие листья лежали кучами. Он соскочил с велосипеда и дальше отправился пешком.

Когда Стоуни шел к Норе, он каждый раз снова чувствовал себя ребенком, не отягощенным юношескими проблемами, а невинным и готовым верить в чудеса. Большую часть времени он ощущал на себе печать зрелости, но по-прежнему любил углубляться в пахнущий плесенью лес и заставать Нору за ткацким станком или возле котла за домом, перестирывающей гору белья.

Рубероид на крыше домика отстал в нескольких местах, а под скатом висели две дюжины готовых свечей. В огромном котле булькало белье и клубилась мыльная пена. Сама Нора стояла перед ним и здоровенной толстой палкой помешивала варево. От запаха мыла можно было бы задохнуться, но ветер дул в другую сторону, унося пар на болото.

— Нора! — крикнул он и помахал рукой.

Нора Шанс полуобернулась на звук, кивнула.

— Я чувствовала, что ты скоро придешь, — сказала она, когда Стоуни подошел ближе. — Твой голос… Никак к нему не привыкну. Еще год назад ты был моим маленьким мальчиком и вот уже говоришь голосом мужчины, готового покорить мир.

Они сидели в комнате — Стоуни на полу, поджав ноги., привалившись спиной к пузатой печке, Нора в своем кресле-качалке. У нее на коленях лежали только что сделанные свечи.

— У меня для тебя есть октябрьская небылица, Стоуни, — говорила она, заворачивая каждую свечку и несколько квадратиков упаковочной бумаги. — Ты знаешь историю о воскрешении?

— Ты имеешь в виду Иисуса? — уточнил Стоуни почти мрачно.

— Да нет, не это. Я имею в виду воскрешение, произошедшее здесь, на кладбище Стоунхейвена Это случилось в тысяча семьсот сорок шестом году. Прабабка рассказала мне эту историю, лежа на смертном одре. Она ее услышала от своей прабабки, которая тогда прислуживала у Рэндаллов и Крауниншильдов и была маленькой девочкой, когда все это случилось. — Нора покивала самой себе, словно впервые рассказывала эту историю вслух. — Да, именно так. Вот тогда-то все и произошло. Об этом не любят вспоминать, хотя, можешь мне поверить, некоторые в городе, например Доаны, Мейнваринги, Рэндаллы и даже Слэттери, знают об этом случае, потому что такое невозможно забыть — оно сидит в крови. Стожу октябрь, вот как сейчас. Ты слышал когда-нибудь о Жнеце?