Андрей Кокоулин - Реальность Капитонова

— Якорем работаешь.

Чёрным провалом всплыла арка во внутренний двор.

— Сюда, — сказал Димка.

Шалыкин обвёл и арку, и прорастающий над ней невысокий дом странным взглядом.

— Здесь?

— Да, — кивнул Димка.

— Это хорошо, — сказал одноклассник. — Это твой пласт.

Расспрашивать Димка не стал.

Всё это казалось не реальным — приглушённый свет, снег, морозная пустота улиц, редкие тени пешеходов и сам разговор.

Снимки? Пласты? Якоря?

Он не понимал, почему вообще ведёт какого-то непонятного, смутно знакомого человека к себе. Но ноги шли, пальцы нащупывали ключи в кармане, а на внутренней поверхности век вспыхивала улыбка с фотографии.

Резова. А имя у неё? Света? Маша? Таня? Ни одного отзвука в сердце. Снимок есть, воспоминаний нет. Ему бы самому — якорь.

Они поднялись по короткому лестничному пролёту, и Димка остановился у обитой рыжим дерматином с тёмными шляпками гвоздей двери.

— О! — сказал Шалыкин. — Эклектика.

— Обычная дверь, — возразил Димка.

Он вставил толстенький, с рельефной кромкой ключ в прорезь замка, провернул и открыл проход в квартиру. Одноклассник поднырнул под рукой, потянувшейся к выключателю.

Вспыхнул свет.

— Ноги вытирай, — сказал Димка.

Шалыкин, уже выглядывающий из прихожей в комнату, послушно потопал ногами по коврику, оставляя на резиновом ворсе фигурки из мокрого снега.

— Здесь живёшь?

— Да, — сказал Димка.

— Вполне, — оценил одноклассник, сняв ботинки.

Он освободился от пальто, передал его Димке, словно хозяину, высказавшему горячее желание обслужить гостя, и, разглаживая складки на свитере, по рассохшемуся паркету шагнул в комнату.

— Спишь на тахте? — раздался его голос.

— Да, — ответил Димка, торопливо раздеваясь с чужим пальто под мышкой.

— А диван раскладывается?

— Нет.

— Где выключатель? Ага, вижу.

Двухрожковую люстру в комнате увенчали два маленьких солнца.

Димка развязал наконец идиотские шнурки, решившие вдруг схватиться узлом, и сбросил боты, повесил свою куртку и Шалыкинское пальто за створки шкафа и явился в комнату под звуки тропического дождя и мягкий закадровый голос телеканала "Дискавери":

— Сейчас мы с вами находимся…

Одноклассник по-свойски разлёгся на подвинутой к окну тахте на клетчатом чёрно-красном пледе и, подложив под локоть несколько подушек, пялился в экран.

— Садись, — сказал он Димке.

Как патриций плебею. Димка сжал кулаки.

— Ты, знаешь, не наглей.

Несколько секунд Шалыкин, не мигая, смотрел на него пустыми глазами так, что Димке стало не по себе, потом улыбнулся.

— Извини, — он выключил телевизор и спустил ноги с тахты. — Три дня не сплю. Крыша едет. Иногда вообще не соображаю, где я и зачем.

Одноклассник с усилием потёр лицо ладонями.

— Почему не спишь? — спросил Димка.

— Вот поэтому, — сказал Шалыкин и встряхнулся, покрутил плечами. — Чтобы заякориться. Чем дольше не спишь, тем надёжнее.

— А зачем?

— Хочу в другую реальность.

— А вот я, там, на фотографии…

— Я же сказал, это ты.

— А если я отсюда хочу туда?

— Да ради бога! — сказал Шалыкин. — Вэлком! Только якоря ищи сам.

— А тот, другой я, он как бы на моё место?

— Да нет никакого другого тебя!

— Но на фотографии…

Одноклассник шумно выдохнул.

— Хорошо. Объясняю один раз. Потом я сплю, а ты не спишь как минимум с одиннадцати вечера до шести утра. Джентльменское соглашение. По рукам?

Шалыкин протянул ладонь.

— А потом? — спросил Димка, останавливая свою руку в сантиметрах от руки одноклассника.

— Потом разбегаемся, — сказал Шалыкин.

Он поймал и крепко сжал Димкину ладонь.

— Эй! — сморщился Димка.

— Всё уже, договорились, — Шалыкин разжал пальцы. — Кофе у тебя есть?

— Кофе?

— Не тупи. Чтобы не заснуть.

— Я вообще плохо сплю, — сказал Димка.

— Это плохо, но к нашему делу отношения не имеет.

Шалыкин помолчал, щурясь и пощипывая подбородок. Сине-зелёные волосы падали на узкий лоб. Тонкий нос пересекал кривой рубчик.

— Ладно, первый постулат. Реальность формируется здесь, — одноклассник приставил палец к виску. — Она не существует сама по себе, она только у тебя в голове. Когда ты спишь, реальность обновляется, форматируется и заново выстраивается для тебя на следующий период бодрствования. На восемнадцать-двадцать часов.

— Другая?

— Такая же. Но со сбоями. Человек не помнит окружающую его реальность такой, какая она есть, воспринимает субъективно, где-то помнит одно, где-то другое, где-то уверен в том, чего не существовало. Во сне реальность формируется с этими отличиями. Ты, например, помнишь, что цвет стоявшей во дворе машины — красный, и в твоей реальности он будет красный, хотя на самом деле машины вчера там вообще не было.

— Как это?

— Так. Знаешь, что у десятка свидетелей одного и того же события показания иногда различаются не только в мелких деталях, но и кардинально?

— Другая реальность?

Димка спросил это с ухмылкой, предполагая наивную глупость вопроса, но Шалыкин ответил серьёзно:

— Да.

— Но как… Мы же в одном мире живём.

— Угу, — сказал одноклассник. — Мир один, а реальности разные. Разные скорость реакции, восприятия, обработки информации. Статус, в конце концов. Или ты считаешь, что реальность Димы Капитонова совпадает с реальностью депутата Думы? Или ничем не отличается от реальности футболиста, наркодилера, певца, менеджера "Газпрома"? Это, как бы ты не думал, совершенно разные реальности.

Да, подумал Димка, с наркодилером откуда-нибудь из Колумбии или из Афганистана я точно не имею ничего общего.

— И что, нет никакой коллективной, всечеловеческой реальности? — спросил он.

— Почему? — удивился Шалыкин. — Есть. Только она дырявая, как старое покрывало. Кстати, постельное мне выдели.

— Какой-то бред!

Димка шагнул к бельевому шкафу и подал однокласснику простыню и тонкое одеяло.

— Думай, что хочешь, — Шалыкин зевнул, складывая бельё на коленях. — Но так есть. Каждый живёт в своей клетке, которую сам же и мастерит.

— А фотографии?

— Это самое интересное. У тебя есть такая же выпускная, как я тебе показывал?

— Не знаю.

Фотоархив у Димки хранился в верхнем шкафчике старомодного серванта, и ему пришлось подставить стул, чтобы вытащить из вороха альбомов, папок и коробок из-под конфет пакет со школьными снимками. Несколько фотографий, конечно же, выскользнув, разлетелись по полу. Димка в коляске. Димка с совочком. Димка с соской во рту.

Смотреть невозможно. Умиляться уже нечему и даже как-то неловко видеть себя с высоты нынешнего возраста. Год. Три годика. Я это? Глаза мои. Улыбка слюнявая моя. Похож. Только внутренне — ничего общего.