Александр Варго - Закопанные

Олеся отошла назад, не сводя взгляда с двери.

– Слышишь меня, шлюха?! – завопил Дикий. – Я закопаю тебя! По самые уши!

Он разразился безумным, лающим смехом, после чего послышались удаляющиеся шаги.

Когда все стихло, Олеся обвела комнату озадаченным взглядом.

Плохой человек ушел. Но это не означает, что он не вернется. Ведь он пообещал ей и Гене сделать больно. Очень больно. Судя по тому, что он ударил ее, он может даже убить ее.

«Я убью твоего Зэню», – вспомнила она.

Олеся наморщила лоб.

Она почти всегда все забывала. Но почему-то эти слова намертво въелись в ее память, как пыль в царапину на дощатом полу. И от этих слов ей сделалось нехорошо, от них веяло бедой. Самой настоящей бедой.

Олесю охватила паника. Она бесцельно мерила шагами комнату, изредка бросая взгляды на сына.

«Ты… должен помочь мне».

Остановившись, женщина посмотрела на табуретку. Потом на дверь. Снова на табуретку.

«Зэня», – подумала она и улыбнулась.

Взявшись за табуретку, она шагнула к двери. Пару секунд Олеся неподвижно стояла, изучая каждую царапинку на старой древесине, затем, внезапно закричав, ударила табуреткой.

Она должна выйти отсюда.

Выйти, чтобы спасти своего мужа. Отца их сына.

Сава устало топтался в луже крови, натекшей из изувеченной головы Носа. Лица практически не было – вся кожа была содрана и свисала рваной тряпкой. Виднелся шевелящийся язык, непомерно длинный, как пиявка.

Нос уже не хрипел. В глотке что-то булькало, а сама голова, напоминающая кровоточащий обрубок, мелко тряслась, словно тающее желе.

Превозмогая боль в раненом боку, Сава склонился над умирающим.

– Закончим наш разговор на том свете.

Нос слепо таращился на него залитыми кровью глазами.

Вскоре хлюпающие звуки тоже прекратились. Сава подумал, стоит ли проверить у людоеда пульс, но, еще раз взглянув на фаршеобразное месиво, отказался от этой идеи. Он скорее голыми руками вычистит деревенский сортир, чем прикоснется к этой слякотной мерзости.

– Вот и все, – сказал он, оглядываясь по сторонам. Его шатало и мутило, от потери крови его лицо побелело как полотно, сердце подскакивало и ныряло куда-то вниз, проделывая невообразимые кульбиты, и Сава всерьез опасался, что оно вскоре попросту встанет, как часы, у которых кончился завод.

«Домой. Домой. К Олесе, Гене, и домой».

– Подождите…

Сава замер словно громом пораженный. Неуверенно покачиваясь, повернулся в сторону голоса, мысленно убеждая себя в том, что голос ему померещился.

– Не уходите, – произнес все тот же голос. Он дрожал, словно пламя догорающей свечи, но в нем еще теплилась жизнь. И принадлежал он женщине.

Сава качнул головой.

– Я не могу. Вас спасти. Мне нужно побеспокоиться о моей семье.

Растресканные, покрытые язвами губы «лисички» тронула слабая улыбка.

– Меня… поздно спасать. Просто… помогите и мне… спокойно уйти.

Сава посмотрел на мачете, валяющийся в луже крови.

– Я не могу.

Глубоко запавшие глаза женщины заблестели, и Сава не сразу догадался, что это слезы.

– Я же говорила… вы добрый… у вас такое лицо… Прошу вас. Во имя всего святого.

– Нет, – сказал Сава, отведя взор. Он не мог смотреть в глаза умирающей. В них он видел самого себя – окровавленного, безумно уставшего и… смертельно напуганного. Да, он боялся. Боялся всех и вся, даже собственной тени.

– Я умоляю. Вас. Закончите этот. Ад.

Сава молчал. Где-то глубоко внутри он отчаянно надеялся, что женщине не потребуется его «помощь» и она, как говорил Дикий, «созреет» сама.

– Умоляю.

Сава шагнул ближе, чтобы расслышать, что она говорит.

– Будьте. Милосердны.

Нет. До созревания еще долго. А ждать он не может.

«Но и смотреть в ее глаза я тоже не в состоянии», – подумал Сава.

Прихрамывая, он проковылял к мачете и, подняв нож, потащился к женщине.

Очевидно, она увидела его, потому что ее губы счастливо прошептали всего одно слово:

– Спасибо.

«Боже, прости меня. Пусть для этого потребуется только один удар».

Вздохнув поглубже, Сава зажмурился и с силой опустил тесак.

Когда он открыл свой единственный глаз, все было кончено.

– Она поблагодарила меня, – ошеломленно сказал он, вновь и вновь прогоняя в памяти предсмертные слова женщины. – Она поблагодарила меня. Поблагодарила.

Сава с лязгом бросил тесак на пол и, талдыча одно и то же, как попугай, заковылял к выходу. По дороге беглый зэк пнул голову Зажима. Та, вихляя полами «шляпки», перевернулась, глядя бледно-застывшим лицом в потолок.

– Поблагодарила, – машинально повторил Сава, открывая дверь.

И застыл на месте, обомлев.

В дверном проеме стоял Дикий. Нос свернут набок, нижняя часть лица и вся грудь залиты кровью. В руках егеря была увесистая ржавая труба.

– Куда-то собрался, приятель? – полюбопытствовал он и, размахнувшись, с яростным воплем опустил свое оружие на голову Савы. Даже не вскрикнув, тот повалился вниз.

– Не смотрите… вы пожалуйста…

Хрясь!

Дверь задрожала, принимая на себя новый удар.

– …свысока…

ХРЯСЬ!

Переведя дух, Олеся взглянула на свои ладони. Кожа на них была содрана, выступила кровь, на некоторых пальцах темнели глубокие занозы. Табуретка, которой она пыталась выбить дверь, тоже была в плачевном состоянии. Того и гляди развалится.

– А по небу прокатите нас, – снова запела женщина, замахиваясь своим «тараном». – Облака…

Хрясь!

Задыхаясь от напряжения, она вновь подняла над собой табуретку, которая уже практически крошилась в руках.

– А по небу…

Олеся ударила, и ее орудие труда не выдержало, разлетевшись на части. Одна крупная щепка больно ударила ее в скулу, но она даже не обратила на это внимания.

Бить в дверь теперь было нечем.

Стол она не поднимет. Шифоньер тоже тяжелый. Наверное, она смогла бы отломать от стола ножку, но своим недалеким умом женщина догадывалась, что толку от нее будет немного.

Словно ища поддержки, Олеся с надеждой посмотрела на сына. Гена послушно лежал на кровати, с надеждой глядя на мать.

«Помоги мне, – мысленно обратилась она к сыну. – Помоги, Гена. Там папу могут убить»

Неожиданно ротик Гены открылся, и он нетерпеливо шевельнулся.

«Ты сильная, мама».

Олеся с опаской взглянула на дверь.

«Сильная», – повторил в ее мозгу голос Гены, и она, отойдя на пару метров, бросилась вперед.

Плечо обожгла боль, и в глазах Олеси вспыхнули искры.

– Я… сильная, – уверенно сказала она, снова пятясь назад. – Да. Я сильная.

Снова удар.

Раздался отчетливый хруст, и дверь пошатнулась. Сверху посыпалась какая-то труха.

– Белогривые… лошадки… – пробубнила Олеся, кидаясь на дверь.

Наличник с правой стороны, треснув, отвалился.