Кейт Хэмер - Девочка в красном пальто

Конечно, это несправедливо, она ведь не делала ничего плохого, но в тот вечер она вызывала у меня неуправляемое раздражение. Причина была, видимо, в ее манере держаться с подчеркнутым профессионализмом, которая производила впечатление, что для нее все это только служба и ничего личного. Я представляла себе, как она упорно карабкается по карьерной лестнице, а участие в таком громком деле – выигрышная строчка в ее резюме.

Я выключила телевизор, походила по кухне, потом бросилась на стул, меня сотрясал очередной приступ дрожи, с которым я не могла справиться, стул ходил подо мной ходуном.

Она спокойно положила свои записи на колени.

– Честное слово, Бет. Делается очень большая работа. Теперь остается только ждать.

– Ждать чего? – Я снова стала мерить шагами кухню.

– Сейчас, пока мы тут разговариваем, там идет совещание. Не сомневайтесь, Бет, делается все, что только возможно. Лучше примите ванну или съешьте что-нибудь. Что вы сегодня ели?

Она переходит к банальностям, которым ее обучили, и я пропускаю ее вопрос мимо ушей.

– Какое совещание?

– Стратегическое. Обсуждается план дальнейших действий. – Она тщательно подбирает слова.

– Так какого черта я сижу тут, когда там идет совещание? Почему я ничего не знаю? – Я невольно перехожу на крик.

Она отводит кончики волос назад и закладывает их за уши.

– Это было бы неправильно, Бет, сами посудите. Присутствие членов семьи все осложняет, Бет. Члены семьи всегда… накаляют обстановку. Уж поверьте мне, Бет.

Я нутром чую, что это ее на курсах научили все время повторять имя подопечного с такой особенно певучей интонацией.

– Но я же мать. Это что, ничего не значит? По-вашему, ничего не значит?! – Я снова визжу, слова вырываются из глотки – дракон, а не мать.

Она только вздыхает в ответ, моя злость терпит поражение, я бегу к входной двери и распахиваю ее. Из кармана кофты вынимаю щепотку табака, который принесла Софи по моей просьбе, и скручиваю сигарету. Возле крыльца валяются смятые окурки сигарет, которые я выкурила раньше и потушила о подошву. Я снова пристрастилась к табаку, быстро и легко, и он радостно ответил мне: «Ну, где же ты была столько времени? Я скучал!»

Неужели погода издевается надо мной всю неделю? Я бы хотела, чтобы разверзлись хляби небесные, обрушился град с куриное яйцо, ураганы ломали деревья, молнии испепеляли землю. Чтобы кто-то подал знак свыше – произошло нечто чудовищное, противоестественное. А вместо этого такой прекрасный вечер. Поля простираются передо мной, освещенные закатным солнцем. Воздух цвета золотистых персиков. На березе листья разжали крошечные кулачки. Полукруг заходящего солнца виден за деревьями, и кажется, что новая жизнь набухает под кожей земли, нетерпеливая и трепетная.

Тихие шаги за спиной, дыхание Марии.

– Простите, – тихо говорит она. – У меня нет детей. Несколько лет назад мне удалили яичники. Поэтому мне трудно представить, что вы чувствуете сейчас, а притворяться я не хочу.

Я понимаю, что ей непросто сделать такое личное признание, к тому же им, наверное, инструкция не позволяет говорить с подопечными о своей личной жизни.

– Простите меня… Простите, что кричу на вас. Я понимаю, вы здесь ради того, чтобы помогать мне, а я кричу на вас. Это ужасно с моей стороны.

– Да ничего, фигня это, – говорит она, и я улыбаюсь ей.

Все тихо и спокойно. Дым от сигареты завивается колечками, просачивается сквозь ветки деревьев и рассеивается в воздухе. Я представляю себе, как он летит над полями, словно что-то бестелесное. И несет частицу моих легких, а с ней – невидимое глазу послание, которое должно заразить страхом того, кто похитил мою дочь: «Берегись. Тебе объявлена война».

Я почувствовала дыхание Марии у себя на плече.

– Я хочу вам кое-что сказать. Когда вас одолевают такие мысли… ну, вы понимаете, о чем я… – Она замялась.

Я не повернула головы. Солнце еще немного опустилось, я стояла неподвижно.

– Мысли, от которых невозможно отделаться, – продолжала она. – Тогда нужно поступать вот как.

Голос у нее был тихий и мягкий.

– Это очень важно. Вы отводите в своей голове место для этих мыслей и складываете их туда. После этого запираете дверь на ключ, ключ выбрасываете и забываете дорогу туда. Вы меня слушаете, Бет? Вы слышите меня?

Я киваю, не оборачиваясь, и она продолжает тихим голосом, очень настойчиво:

– Вы должны повесить большую табличку «Вход воспрещен» на эту дверь. Ну, или на высокие ворота, через которые вам не перелезть. Тут важно отчетливо представить себе каждую деталь.

И я представляю себе… Посыпанная гравием дорожка, трава по обе стороны. Небольшой поворот. В конце маленький домик, окна увиты плющом. Дверь закрыта на замок и забита досками. На дорожке лежит змея, ее тело, как веревка, преграждает мне путь. Змея тихо дремлет, но один древний глаз наблюдает за мной из-под прикрытого века и готов разбудить другой, если я сделаю еще хоть шаг.

– Ну что, Бет? Увидели? Увидели это место? Дайте мне слово никогда, никогда не ходить туда. Вам туда нельзя. Даже не приближайтесь! Увидели это место?

– Да. Да, я вижу его, – говорю я.

Я долго стою на крыльце, курю сигарету за сигаретой. Слышу, как Мария за моей спиной собирает газеты со стола, освобождая место, затем тихо ставит тарелки, кладет вилки.

Я поворачиваюсь и иду в дом, сосредотачиваясь по очереди на каждом шаге: сначала одну ногу вперед, потом другую. Так и жизнь моя теперь пойдет, думаю я. Сосредоточиться на следующем шаге, потом сделать его. Шаг за шагом добираюсь до кухонной раковины. Наклониться, открыть шкаф, достать совок и швабру. Вернуться на крыльцо. Наклониться. Взмах шваброй, взмах, еще один. Нижняя ступенька. Заглянуть под край ступеньки. Взмах, еще взмах. Проверить, чисто ли.

От этого звука я замерла у ворот, а мои волосы приподнялись и встали дыбом, я прямо чувствую.

«Тынь, тынь, тынь».

Что это? Это не Дороти с дедушкой, потому что их машины нет возле дома. Я уже сто лет ищу их повсюду и думаю – какой ужас! – что будет, если они тоже попадут в аварию, как мама. Придется мне есть траву, а потом я умру от голода. А потом стану привидением и буду вечно бродить по этому дому.

Оставаться одной очень страшно, особенно когда раздаются какие-то звуки, а ты не понимаешь, что это – а это, может быть, всего-навсего птичка или там зверек какой-нибудь мелкий. Стараясь не шуметь, я крадусь в ту сторону, откуда раздается этот звук, и, прячась за кустами, выглядываю между стволами.

И тут мои волосы ложатся на свое место, потому что это дедушка. Он закатал рукава рубашки и прибивает металлический замок к двери дома, от этого и звук. Он похрюкивает за работой – так часто старики делают – и бормочет что-то себе под нос. От радости, что он нашелся, я хочу выскочить и крикнуть «Привет!», чтобы сделать ему сюрприз. Но потом я спохватываюсь. Ведь я решила наблюдать за ним, а наблюдать лучше всего, когда он не знает, что за ним наблюдают, и поэтому перестает притворяться.