Кейт Хэмер - Девочка в красном пальто

К тому же я прочитала дедушкины секреты, хоть и ничего не поняла. В своей записной книжке он очень странно выражается, как сумасшедший. Даже если это все библейская чепуха. Я вспоминаю, что дала себе слово не спускать с него глаз, и, когда меня перестает трясти, иду его искать. Он рубит дрова топором, и я наблюдаю за ним, пока он меня не видит.

Он замечает меня:

– Кармел, ты что опять? Стоишь там и смотришь.

Он распрямляется. Рядом с ним лежит горка нарубленных поленьев, на которых выступает сок. Вокруг его головы лениво кружатся мухи.

– Так, ничего.

Он замечает по моему лицу, что что-то произошло. Дедушка, он все замечает и начинает действовать, но не так, как я, – он выспрашивает и наблюдает.

– Пойдем, дорогая. Ты мне все расскажешь.

– Додошка, а почему вы с мамой поссорились? – спрашиваю я быстро, пока не передумала.

В своей записной книжке он назвал маму «беспечная», но я не могу сказать ему, что он ошибается, потому что тогда он догадается, что я читала. А то бы я обязательно заявила ему, что он ошибается.

Он ставит чурбан, чтобы я могла сесть.

– Кармел, не имеет смысла возвращаться в прошлое. Сейчас мы…

– Но почему ты не можешь мне просто ответить? Это что, секрет?

Глаза у него светлеют, и мне даже становится страшно, но он обнимает меня и говорит мягким ласковым голосом:

– Я не одобрял то, как она строит свою жизнь, и ее замужество тоже. Сейчас я сожалею об этом, очень сожалею, в своих молитвах я обращаюсь к Господу с раскаянием…

Его плечи то поднимаются, то опускаются, руки прижимаются к лицу, из груди вырываются глухие рыдания. Он собрал все энергию внутри себя, и слезы сочатся между пальцами. Он похож на большое животное, подстреленное охотником.

– Додошка, не плачь, не надо, – прошу я.

– Дитя мое, ты права, какое нелепое зрелище я собой представляю. – Он вытирает лицо ладонями.

Я кладу свою руку на его.

– Ты просто скучаешь по ней, вот и все. Я тоже скучаю, – говорит дедушка.

И хотя он страдает, мне приятно узнать, что он тоже скучает.

Я купила учебники в букинистическом магазине.

Учебники по биологии. Я стряхнула пыль с зеленых обложек и отнесла стопку к деревянному прилавку, за которым стоит старик. В магазине мы вдвоем – он не может похвастаться наплывом покупателей.

– Все берете? – спросил он.

– Да, пожалуйста.

Я открыла книжку, которая лежит сверху. Она издана в 1969 году.

– Постойте-ка… – сказала я, но потом улыбнулась: – Впрочем, вряд ли информация устарела. Человеческое тело – оно ведь не сильно изменилось с тех пор, правда?

Это была задача, которую я поставила перед собой. Круг «мелких дел», о которых я говорила Крэгу, расширяется. Теперь я скажу ему: «Мелкие дела для других людей».

У меня возникла идея: может, выучиться на медсестру? Может, «дела для других людей» станут моим спасением? Все говорили, что пока рано об этом думать, и это правда, но я все же купила книги. Я постараюсь положить конец рысканью и займусь биологией, если смогу сосредоточиться. Расследование, которое ведет полиция, продвигается вяло, и кто знает, пойдет ли оно когда-нибудь активнее.

Изучение человеческого тела помогало в какой-то степени: «Позвоночный столб – основная часть осевого скелета человека. Состоит из 33–34 позвонков, соединенных между собой хрящами, суставами и связками. Глазное яблоко состоит из ядра, образованного тремя оболочками… мышечные сокращения бывают произвольными (управляемыми волей) и непроизвольными (автоматическими или рефлекторными)».

Иногда мне казалось, что я приближаюсь к тайне человеческого существа: глаза, руки, ноги, желудок, ногти. Как будто Кармел не исчезла, но распалась на фрагменты. Как будто после взрыва образовалось множество частиц, крошечных осколков, и я должна понять, как их собрать, чтобы снова получить единое целое. Я ощущала ее плоть под своими пальцами. Крутой завиток волос. Косточка на лодыжке – ободранная и торчащая. Тем временем карта, которую я составила, пополнялась. Откуда-то всплывало то или иное имя, я даже не задумывалась об этом – наверное, какие-то позабытые знакомые, – просто шла в ее комнату и вписывала. Пришлось даже приклеить два новых листа, чтобы уместить расширяющуюся сеть. Я продолжала составлять эту карту, хотя уже сама не понимала, какой от нее может быть толк, какую подсказку она сможет мне дать.

Случались хорошие дни, когда выпадали минуты покоя. Но бывали и плохие, когда мне хотелось наложить на себя руки, хотя я понимала, что обязана оставаться живой и здоровой. Что обязана жить, несмотря ни на что. Я отпускала мысли на свободу. В голове проносились разные картины. Бензопила перепиливает мой позвоночник пополам. Голова раскалывается от удара о стену, кровь стекает дорожкой по стене, собирается в лужу на полу. Я разбиваю окно, прижимаю запястья к острому краю стекла, и еще раз, и еще. Эти картины приносили мне облегчение. Но я понимала, что нельзя это цветное кино смотреть слишком долго.

Нужно сохранить рассудок.

Мелкие дела. В ящик перед входной дверью я высадила луковицы тюльпанов для следующей весны.

– Очень славно, – сказала мне мама, придя из магазина. В каждой руке она держала по пакету из универсама «Уэйтроуз».

Теперь родители часто навещали меня. Мама готовила на кухне, папа возился в саду. Мы как будто вернулись в прошлое, назад, в те времена, когда нас было только трое. Мама, папа и Бет. Родители также оплачивали мои счета, потому что вернуться на работу я пока была не в состоянии.

– Очень славно. Сейчас я приготовлю тебе что-нибудь поесть. Что-нибудь легкое, для поддержания сил. Мы должны жить дальше, дорогая.

Мы и жили.

«Сердце – фиброзно-мышечный полый орган в форме перевернутой груши, подразделяется на четыре камеры…»

Следующей весной, подумала я, исполнится ровно год.

Возле белой деревянной церкви дедушкина лучистая энергия возвращается к нему, но на этот раз она не рассеивается в разные стороны. Она собрана в один пучок света.

– Там, внутри, хватит места всем. Там, внутри, вы обретете покой.

Он напоминает мне зазывал перед цирком, которые приглашают прохожих на представление.

Когда я училась в школе, мы ходили в одну старую церковь на праздник урожая. Видели там могильный камень, на котором было написано «Элиза». Элиза умерла, когда ей было всего пять лет и шесть месяцев. Но эта церковь недавно выкрашена белой краской, стоит на вершине холма, и ее хорошо видно посреди желтых полей, потому что других холмов тут нет.

Дедушка выстроил нас в ряд перед входом.

Женщина в темно-розовой шляпе кричит дедушке:

– Здравствуйте! – И еще: – Какой прекрасный, прекрасный день!