Кристина Старк - Гончие Лилит

– Как ты об этом узнала? – сглотнув, проговариваю я. Меня вдруг мутит от ужасного предчувствия.

– Твоя подружка Кейт, официантка из соседнего стейк-бара, с которой ты бегала на перекуры в обеденный перерыв, оказалась щедрым источником информации. Она охотно разговорилась с заплаканной посетительницей, которая только что была вынуждена сделать аборт и оставила просто космические чаевые. Общительной и сердобольной пигалице хотелось поддержать меня, рассказывая еще более жуткие истории, чем моя собственная. Знала бы она, что именно за этим я туда и пришла. Я должна была понять, на струнах какой гитары мне предстоит играть.

Ох, Кейт…

– Но человек редко анализирует свои поступки и делает выводы, – начинает шептать мне на ухо Лилит. – Нам больше нравится стонать и проклинать судьбу. В тот день ты из-за собственной глупости потеряла своего ребенка. А сегодня по глупости лишишь себя возможности иметь другого. Причем от любимого человека. Или ты все еще надеешься, что после увиденного Сэм захочет быть с тобой снова, наденет тебе кольцо на палец и сделает тебе ребеночка естественным способом? Нет, к таким, как ты, не возвращаются, Скай. От таких бегут, зажмурив глаза. И, кроме того, перед Оушеном чревато появляться с округлившимся животом. Ну, ты понимаешь. Учитывая его психические отклонения…

– Чего ты от меня хочешь, Лилит?

– Проще сказать, чего я не хочу. А я всего лишь не хочу, чтобы ты сошла с ума через годик-два. Плохая наследственность и все такое. Забота же об отпрыске причешет твою растрепанную психику. Я не злопамятна, Скай. Отомстила и забыла. Ну и мне охота посмотреть, как по щелчку моих пальцев рухнут твои моральные устои. Я предлагаю тебе ЭКО. Твои яйцеклетки и материал Оушена. Прямо в следующем менструальном цикле. Начнем колоть блокаторы гипофиза, стимулируем фоликуллогенез, через две недели пункция, на третий-пятый день подсадим эмбрион. Аутентичность материала не подлежит сомнению. Во-первых, его добыла для меня ты. Во-вторых, у меня есть официальные образцы ДНК Сэма Оушена от федеральных инстанций. Он проходил ДНК-экспертизу после того, как загремел в тюрьму. Ты можешь сравнить ДНК спермы с задокументированными образцами и убедиться, что будешь носить именно его ребенка. Также можешь провести экспертизу во время беременности в любой из лабораторий Америки. Все карты тебе в руки. Но я уже сейчас могу дать слово, что все будет чисто. Ну а после рождения ребенка сомнений и вовсе не останется. Я уверена, что сходство окажется очевидным. Подумай обо всем хорошенько, Скай. Как только мы прервем цикл заморозки – пути обратно не будет.

– Пути обратно нет уже давно, – заключаю я. – Предупреди Кэтрин, что я хочу присутствовать в лаборатории и хочу убедиться своими глазами, что содержимое этой пробирки уничтожено.

– Как тебе будет угодно, – сверкает глазами Лилит и распахивает передо мной дверь.

Я шла по коридору, держась за стены. Банк спермы находился этажом ниже, и я собиралась дождаться Кэтрин у дверей лаборатории. Я обнаружила небольшое потрепанное кресло, одиноко стоящее у стены, и заползла в него, обхватив руками колени. Все кончено. Все кончено. Осталось залечить все ссадины, найти Боунса и объяснить ему, что произошло на самом деле. Пусть он снова скажет мне, что это бред сивой кобылы. Снова пошлет меня к черту – но я должна поговорить с ним! Просто сесть напротив и вывернуть душу наизнанку…

Я была так погружена в мысли о предстоящем разговоре с ним, что не заметила вибрацию мобильного. Фиона! Я приняла вызов и зашептала в телефон:

– Привет! Я так рада слышать тебя снова…

– Скай, – сказала она, не поздоровавшись. – Если в том органе, который у тебя вместо сердца, есть хоть частица симпатии к нему, – то исчезни. Просто исчезни и больше никогда не объявляйся. Откажись от покупки его дома, забудь его номер телефона и молись, чтобы он был в порядке. Психопатичные фанатки, продажные журналистки, бессовестные модели и певички – я думала, что однажды этот порочный круг разорвется, и ему встретится кто-то… достойный. Но даже на краю земли ему нет покоя от таких, как ты. Ты уничтожишь его, а этот человек мне дороже всего на свете. Слышишь?.. Не понимаю, как могла в тебе так ошибиться, чутье никогда меня не подводило…

– Ч-что? – сжалась в комок я.

– После того как ты бросила его в парке, я больше не узнаю в нем своего брата. А после сегодняшнего видео чуть не потеряла его вообще. Гарри попал в аварию после того, как увидел цирковые номера в твоем исполнении. Он разбил вдребезги машину и сейчас в госпитале.

– В госпитале? – тупо повторила я. – Он в порядке?!

– Исчезни, слышишь? Пока ты его не добила. Он все равно не сможет простить тебя после того, что увидел.

– Меня подставили…

– Когда сняли все на видео? А ты бы предпочла делать все это тайком?

– Нет, нет…

– Послушай, – срываясь на хрип, продолжала Фиона. – Если бомба Сэм Гарри Оушен взорвется – то зацепит всех. Он не сероглазый всепрощающий ангел, играющий на арфе и парящий в облаках. К сожалению или к счастью – нет. Я верю, что светлая и чистая душа смогла бы сделать его лучше, но такая, как ты, может вернуть того Оушена, которого всем нам лучше не знать никогда. Ты слушаешь внимательно? Он не из тех, кто будет сходить с ума в одиночку, – он обязательно прихватит кого-нибудь с собой!

– Фиона, в каком он госпитале?!

– Слава богу, травмы не угрожают жизни, и сейчас с ним рядом я. Приехала вчера, надеясь уговорить его объясниться с тобой, – но теперь сделаю все, чтобы не подпустить тебя к нему. Проваливай, Скай. Проваливай туда, откуда пришла, – в преисподнюю!

– Умоляю тебя, скажи, где он! Я просто… я просто посмотрю на него издалека. Фиона, ради всего святого!

Она бросила трубку.

Мной завладела апатия, какой я не знала никогда прежде. Наверное, что-то подобное испытывает человек, которого уносит в открытый океан и который осознает, что ему уже не выплыть. Все было против нашего с Боунсом союза. И звезды, и Судьба, и Господь. И слова, сказанные Фионой, намертво застряли в моем мозгу: «Он все равно не сможет простить», «он не сероглазый всепрощающий ангел»…

Моя психическая энергия наконец иссякла, и я внезапно провалилась в сон. Голова отяжелела и откинулась на спинку кресла. Пространство коридора клиники налилось темнотой. Моя рука свесилась с подлокотника, и к ней кто-то прикоснулся. Кто-то сжал мою ладонь…

– Мам? – возникает рядом Пикси.

К моей другой руке прикасается Оливия – точная копия Оушена, только крошечная. Только глаза темные, не как у отца.

– Почему ты такая тихая? – спрашивает Пикси.

– Мне больно.

– Если поцеловать больное место, то боль уйдет. Где болит?