Майкл Маршалл - Мы здесь

Смерть Лиззи отчего-то подействовала на молодую женщину именно так. Не говоря уж о том, что в этом… была виновата сама Крис.

Безусловно, не мешало бы поговорить с Джоном, ведь он единственный, от кого на душе может хоть немного полегчать. Но всякий раз, когда принимался звонить мобильный, Кристина не отвечала. Ни помощи, ни сострадания она не заслуживала. А эти ее тупые, адресованные Лиззи словеса, что пора бы, мол, воссоединиться со своим прототипом – ну какой черт тянул ее за язык? Что вообще из этого разговора могло получиться?

Она плюхнулась на скамейку, удачно скрытая от остального мира сумраком и нависающим деревом. Голова раскалывалась, из носа текло, лицо представляло сплошную лужу из жарких слез и холодной мороси, которая с каждой минутой все прибывала, подкачиваясь жесточайшим в своей безутешности мотором горя: мыслью о том, что хоть в чем-то можно было поступить иначе, и тогда непоправимого бы не произошло, что ты сама – орудие своего собственного разрушения. Примерно в такой момент курильщик с раком легких горестно понимает, что ведь он мог бросить свое пагубное пристрастие лет двадцать назад, а единственный выживший в автокатастрофе ловит себя на мысли, что мог бы, перестраиваясь с полосы на полосу шоссе, лишний раз глянуть в зеркальце машины. Так клянет себя озорник на ржавой пожарной лестнице, запоздало поняв, что надо было, перед тем как полезть, еще раз проверить ее на прочность, а теперь… старый болт вырывается из крошащейся кирпичной кладки и вся спасительная конструкция, отрываясь от стены реальности, безудержно рушится в безоглядный, всепоглощающий мрак.

Яд сожаления отравляет на веки вечные: как бы жестоко ни исходили потом конвульсиями ум и тело, исторгнуть его уже нельзя. Лиззи умерла из-за того, что тогда наговорила ей Крис.

И деяние это уже ничем не искупить.

– Твоей вины в этом нет.

Кристина вскинула голову. Она понятия не имела, сколько уже просидела на этой скамейке, погрязнув в безмолвных воплях самоуничижения. Секунду женщина не могла различить, кто сказал эти слова. А затем до нее дошло, что это Клаксон – та пухленькая девчонка из числа Ангелов – стоит перед ней под струями набирающего силу дождя. Судя по всему, она промокла – факт, вызвавший у Крис смятенное изумление:

– Как? Ты… мокнешь ?

– Чем сильнее ты чувствуешь, тем прочнее становишься, – объяснила толстушка. – Об тебя сейчас вообще кирпичи ломать можно. Я тебя слышу уже с полдороги от Юнион-сквера.

Она подошла и села рядом. Кристина шмыгнула носом, неловко утерла его о рукав, не зная толком, как расценить слова девушки.

– Считай, что все по-настоящему, – будто отвечая на ее мысли, сказала Клаксон. Лицо у нее было слегка насупленным. Вообще, сейчас эта девушка выглядела несколько более худой, чем накануне, а также более юной и миниатюрной, но вместе с тем… и более сильной, что ли? Она вытянула руку: капли дождя теперь не пролетали сквозь нее насквозь, а как будто бы отскакивали. – Я ведь тоже немного слышу, о чем ты думаешь, уже хотя бы по громкости. А еще потому, что у тебя ход мыслей примерно такой же, как у моей подруги детства. Она тоже еще та стервоза была, по своей мрачности.

Крис от удивления издала что-то похожее на смешок:

– А… что с ней произошло?

– Понятия не имею. Просто бросила меня, на том и сказке конец.

Кристине вспомнились слова Лиззи о том, как непросто было этой молоденькой девчонке принять свое нынешнее место в мире, смириться с ним. Мелькнуло подозрение, что на этом история ее подруги вовсе не заканчивается, но хитростью выманивать из этих бедняг сведения – нет уж, хватит!

– Я сожалею, – вздохнула Крис.

– Мне надо с тобой поговорить, – серьезным голосом сказала Клаксон.

Кристина ощутила новый прилив вины, уверенная, что сейчас от нее потребуют отчета и что она этого заслуживает.

– Я сожалею, – повторила она.

Ее собеседница коротко мотнула головой:

– Да перестань! Не казни себя. То, что ты реальная, еще не означает, что все начинается и кончается тобой. Лиззи была сильной. Способной на поступки. Так что она сама с собой все сделала. Не пытайся у нее этого отнять.

– Тогда… что ?

– Я была на Юнион-сквер и подслушала кое-что, как бы это сказать, овеянное темным облаком.

– Что ты имеешь в виду?

– Там со своим Угловым, Фитюлькой Бобом, стоял Медж, и он был здорово взвинчен. Можно сказать, вне себя. Не знаю, в курсе ли ты, но Медж знает, где живет его настоящий друг.

– Я слышала.

– Молодец. Так вот если ты ломаешь голову, что же все-таки толкнуло Лиззи перейти сегодня ту грань, то это наверняка не то, что ты ей сказала или сделала, а именно поведение Меджа.

– Я так не считаю. Она говорила, что рада за него.

– Ну а как же! У Лиззи было много хороших счастливых мыслей, и она распространяла их вокруг. Так уж она была устроена. Но вместе с тем это было для нее как острый нож.

– Почему?

– Каждый втайне хочет ощущать себя центром мироздания, а не просто чьим-нибудь другом. Но постепенно со своей участью свыкаешься. Типа того. Не всем же дано быть рок-звездами, верно? А вот любить нам трудно. Друг друга, во всяком случае.

– Из-за того, что вы чувствуете по отношению к своему настоящему другу?

– Это, наверное, что-то вроде первой любви. Из того, что про нее слышала я. Это так?

Кристина задумалась. Первая любовь – та, что тебя меняет, пронзает твое отроческое сердце словно стрела или молния, та, что, несмотря на последующие десятилетия свиданий, романов и отношений куда более значимых, навсегда определяет твой эмоциональный ландшафт. На протяжении всей своей последующей жизни ты не будешь пытаться ее воссоздать (напротив, подчас ты будешь вести себя прямо противоположно), но тем не менее она пребудет там навеки, трепетным духом в твоем сердце.

И Кристина кивнула.

– Так вот, Медж с Лиззи все-таки сблизились, – сказала Клаксон. – А то, что произошло, его просто выкосило , и теперь он просто полыхает на мир реальных людей.

Сознавая, что это несколько отводит гнев от ее собственных поступков, Крис заметила:

– Тогда, может, ему не мешает разобраться с тем своим другом?

– Нет, – терпеливо возразила Клаксон, – ничего хорошего из этого не выйдет. Никогда. Тем более что полыхает он не на того друга. А на священника.

– Вот как? На Джефферса? Но ведь тот все время стремится помочь ?

– Может быть. Только Медж считает, что он Лиззи все мозги наизнанку вывернул и из-за этого она… сделала с собой то, что сделала. Так что сейчас разговаривать между собой им никак не стоит.

– Ты уверена? Настоящие люди должны учиться . Брать на себя ответственность за то, что они говорят и делают.