Майкл Маршалл - Мы здесь

Досконально вникнуть в это дело он не мог и оттого чувствовал себя неуютно.

Спустя неопределенное время писатель все же сумел погрузиться в дремоту – во всяком случае, оказался на краю ее омута. Откуда-то издалека смутно доносились стенание ветра, сыпучие горсти дождя, сеющиеся на окна и крышу, жестяное поскребывание какого-то небольшого предмета (должно быть, заблудшая баночка из-под колы) по бетонной дорожке.

А затем стук в дверь.

Дэвид застыл, вслушиваясь так, что кровь стучала в ушах, как шаги на чердаке. Какое-то время он больше ничего не слышал. Но потом…

Да, снова.

Кто-то стучал в переднюю дверь дома.

Литератор встал, набросил халат, тихо вышел из спальни и спустился вниз. Стук прекратился. Уже окончательно очнувшись от сна, хозяин дома подумал, что не мешало бы, пожалуй, спросить, кто там, на случай, если… Если что ? Четкого ответа не было. Обычно, на всякий случай, полагается проверять. Ведь вроде был стук в дверь, и может оказаться, что это снаружи сосед в отчаянии мечется после, скажем, аварии или крышу ему пробил обломившийся под бурей сук. Но все равно надо проверять. Так всегда делают взрослые, в особенности взрослые мужчины. Так полагается.

Открывая дверь, Дэвид поймал себя на том, что толком и не знает, взрослый он на самом деле или нет.

Дверь под напором ветра распахнулась так резко, что он обеими руками едва сумел удержать ее от удара о стену. После чего сделал шаг наружу и огляделся.

На крыльце никого не было.

Плафон над дверью плохо освещал ступени. Тем не менее этого света хватало, чтобы разглядеть на верхней ступеньке какой-то мелкий квадратный предметик.

Дэвид нагнулся, щурясь под хлещущим в лицо дождем. Перед ним лежал коробок-книжечка с отрывными спичками.

Снаружи белый, с красной эмблемой бара – «Кендрикс» – и адресом на тыльной стороне.

Кто-то мог обронить коробок на дороге, а затем его занесло ветром во двор – может, так ?

Мужчина открыл коробок-книжечку. Вначале показалось, что внутри там тоже пусто, ничего нет. Но придвинув коробок поближе к свету, Дэвид что-то различил на нем и, подняв, пригляделся. Какие-то отметинки…

17.00

Ах, вот оно что. «Пять вечера».

Вероятно, название и время на коробке представляли собой какое-то послание. Теоретически это могло быть напоминание мифическому обладателю коробка, который его возьми и оброни. Хотя доказательств этой версии не было, а была одна надежда, что версия верна.

Хотя вряд ли.

Дэвид сунул коробок в карман халата и, зайдя в дом, поднялся обратно в спальню.

Там он лег на спину и лежал, вытянув руки вдоль боков, пока в окне наконец не проглянуло мокрое мглистое утро.

На этот раз так холодно не было, но шел дождь – воздух сочился промозглой водяной пылью (мне это напоминало лето в Орегоне). Был в этом и плюс: я имел основание носить рабочую спецовку с поднятым воротником, которую взял напрокат в секонд-хенде возле ресторана. Так как хотя бы часть дня я, вероятно, должен был находиться вблизи места обитания Кэтрин Уоррен, это помогало мне оставаться более-менее незамеченным ею или кем-то еще. Быть ряженным в спецовку, конечно, неприятно, ну а торчать здесь, по-вашему, для меня – верх блаженства? Правда, сейчас я здесь был хотя бы не один.

Тактика «ухода» не сработала. Не знаю: может, из-за горестных ноток в голосе Кэтрин перед тем, как она повесила трубку, или же потому, что я из тех козлов, которым вечно неймется и до всего есть дело. Но возобновленный у нас с Кристиной разговор о ее подруге кончился тем, что я понял: вместо того чтобы покончить с расследованием, я теперь изыскиваю способ сделать его эффективней. Подлила масла в огонь и Крис, указав, что устранение (возможное) Томаса Кларка из общей картины смотрится в отношении Кэтрин не улучшением, а наоборот, ухудшением положения. Что может тревожить сильнее, чем преследование со стороны знакомого? Видимо, преследование со стороны не знакомого. Уровень угрозы, исходящей от неизвестного человека, оценить гораздо сложнее. Единственное, в чем можно быть уверенным, – это что его намерения в отношении тебя вряд ли благие.

Марио, когда я сказал, что не смогу нынче днем подменить Джимми, был недоволен. Дело было, собственно, не во мне (для подмены таких, как я, мартышек у нас хватает), а в том, что со мной не выйдет и Кристина, а значит, в уязвимом положении окажется бар. Я его успокоил, что до вечерней смены мы всяко успеем обернуться, и он смягчился, но все равно проводил меня продолжительным взглядом. Тут я понял, что дело заходит далековато и уже не умещается в рамках хобби. Всю прошлую неделю мы с подругой оживленно обсуждали эту тему – настолько, что на задний план отошла даже идея нашего переезда в Виллидж. Сложно сказать, как эта совместная одержимость характеризовала нас и нашу с ней жизнь. Казалось бы, внешне я вполне довольствовался работой официанта и обитанием в убогой квартирке, однако в действительности какая-то каверзная часть меня провоцировала мои заплывы ради спортивного интереса в некой приятной, но, если вдуматься, не полезной моим жизненным интересам заводи. Было также ощущение, что я потворствую неким крайне нездоровым позывам, причем, что обидно, даже не своим собственным.

Когда мы с Кристиной вышли из своего подъезда на тротуар, я остановился и со значением на нее поглядел.

– Вот что, – сказал я. – Если сегодня до вечера ничего у нас не выйдет, я выхожу из игры. И ты тоже.

Крис посмотрела на меня, накренив голову, и, помедлив, кивнула. Ей ведь тоже было понятно, что мы подзависли.

– Ты ж у нас начальник, – сказала моя подруга.

– А вот и да.

Задумка – Кристинина – состояла в том, чтобы пронаблюдать, как Кэтрин забирает из школы своих дочерей, поскольку это еще одно из ее предсказуемых по жизни занятий. И опять-таки Уоррен не должна была знать, что мы за ней наблюдаем.

Гауэр-Скул – небольшое, пряничного вида здание на севере Пятнадцатой улицы между Девятой и Десятой авеню, где оно утиснуто между таунхаусами спокойной, тенистой Челси-стрит. Снаружи здесь красуется написанный от руки рекламный плакат, гордо возвещающий, что школа специализируется на методике Монтессори, Штайнера и еще какой-то образовательной haute cuisine [3]. Ну а как же. Кэтрин Уоррен не из тех, кто вот так возьмет и наивно доверит своих чад нью-йоркской воспитательной системе. Такая женщина, как она, наверняка ночей не спала, взвешивая варианты и дискутируя по всему спектру вопросов со своим супругом и друзьями, присматривая вначале идеологию и базовый уклад школы, затем нужную степень ее охраны, ну и наконец, делая в своей жизни экзистенциальный выбор. Такой неукротимой решимости оставалось только завидовать: лично у меня просто энергии бы на такое не хватило.