Майкл Маршалл - Мы здесь

– Да ничего сверхъестественного, – покривился Медж. – Гользен вынюхивает вокруг меня уже с неделю, а эта его троица страшил висит у меня на хвосте с самого моего прибытия в город. Он им, видимо, сказал, чтобы они следили за мной безотлучно. Вот и все.

Боба это, похоже, не убедило.

– А это что за парень? – поинтересовался Дэвид. – Вон тот, который пониже? Я его раньше уже видел.

– Когда?

– На Юнион-сквере. Он на меня таращился.

Для Боба это как будто подтвердило некие тайные опасения. Он помрачнел еще сильнее.

– Не нравится мне это, Медж, – пробурчал он. – Не хочется переходить в стан неугодных ему.

– Да пошел он! Кто такой Гользен? Просто один из нас, такой же, как все.

– Ох, не скажи! Не забывай: я ведь слышу много всего. Народ его нынче воспринимает всерьез, все больше и больше. Всякое поговаривают.

– Что именно?

– Ты же знаешь, Медж: раскрыть я не могу.

– Да ты так, в общих чертах.

– Хотят знать, что он говорит, только и всего. Прислушиваются, стало быть. А мне он пару дней назад оставил передачу. Что, мол, вроде как к чему-то готовиться. Но не всем. А только тем, кто знает какой-то код.

– И что за передача?

– Ну ладно, тебе скажу. «Двенадцати. Быть наготове. Следовать знакам, пока не появится Джедбург».

– Что? – Медж рассмеялся. – Фигня какая-то! Льет по ушам всякую белиберду, рассылает по своим прихлебателям: пусть думают, что он-де что-то такое знает. Он же поехавший. Все они четверо поехавшие.

– Это ты так говоришь. А вот я уже слышал молву о двенадцати избранных: Гользен и еще одиннадцать. Что, если он в конце концов выяснит, где находится Совершенство? Я не хочу при этом остаться за бортом – ты ж меня знаешь!

– Боб, это все миф .

– Не знаю, не знаю. Я слышу всякое, каждый день. Говорят, войти в пределы Совершенства – это все равно что еще раз пережить Расцвет, только он будет длиться вечно. А сам ты окрепнешь .

– Да нет такого места. Все это так, шепотки да воздыхания, с фантазией демагога и кликуши, у которого с головой не все в порядке. Расцвет – это Расцвет: случается только раз и проходит. А как прошел, тут и сказке конец.

– Но ведь я слышу , Медж, – с упорством фанатика повторил рыжий.

Пока они спорили, Дэвид случайно обратил внимание на пятнышки влаги у их стульев, как будто с потолка перед каждым из них успела накапать вода. Подняв глаза в попытке разглядеть, откуда она могла взяться, Писатель неожиданно уткнулся в преграду. Взгляд ему застили двое в майках. Они возвышались над столом, грозно скрестив на груди руки – можно сказать, не стояли, а нависали . Бычьи шеи, квадратные плечи качков… Причем не анаболических, а тех, что явно дружат со спортивными снарядами.

– Кого ждем? – спросил один из них.

– Никого.

– Точно? – с улыбочкой спросил другой. – Тогда чего сидим?

Секунду Дэвид не мог сообразить, в чем суть вопроса. Но ответ требовался оперативный: качки смотрели на него с хищным интересом.

– Послушайте…

– Нет, это ты послушай. Тут народу как сельдей в бочке. Так что ты или двигайся, или мы к тебе подсядем.

– Да вы о чем? Тут все занято.

– Ты прикалываешься?

Дэвид взволнованно оглянулся на Меджа и Боба, рассчитывая на поддержку. На их месте никого не было. Оба стула по ту сторону стола пустовали.

Один из качков присел рядом на корточки и приблизил свою физиономию к Дэвиду. Глаза у него были светло-синими, но мелковатыми, с неглубоким дном.

– Ну так что, голубь? – спросил он угрожающе. – Хочешь обзавестись парочкой свежих дружков?

Дэвид торопливо поднялся и, не оглядываясь, устремился в толпу, слыша сзади обидный двухголосый смех. За истекшие полчаса народу в помещении действительно набилось столько, что приходилось проталкиваться, как в вагоне метро в час пик. Как и когда Медж с Бобом успели улизнуть, да так быстро?

От двери писатель оглянулся, но не увидел никого из них. А вот те четверо по-прежнему стояли рядком возле стойки, спинами к стене. При этом они все, как один, повернув головы, провожали взглядом Дэвида. А девица ему еще и улыбалась.

Улыбка ее была зловещей.

В сумраке на тротуаре с понурым видом дожидался Медж. Фитюлька Боб куда-то делся.

– Все идет не так, как я рассчитывал, – сообщил он.

– Послушай, – напустился на него Дэвид. – Скажи мне четко: что за фигня здесь происходит ? Ты вообще кто такой ?!

– Я твой друг.

От этой фразы писателю захотелось злобно, истерически рассмеяться:

– Да, ты это все время повторяешь, как заезженная пластинка. Но как ты можешь им быть, если я даже не знаю, кто ты есть?

– Есть еще кое-кто, – сказал Медж. – Но он один из вас, а не из наших. Он во многом неправ, но, может, у него получилось бы разъяснить ситуацию так, чтобы ты ее гораздо легче понял. Самое важное – это возможность, которая у нас есть сейчас. Такого не выпадает почти никогда, Дэвид. Лично я не знаю никого, с кем бы что-то подобное происходило. Понимаешь? Нигде и ни с кем. Это все равно что… – Он немного подумал. – Ты помнишь опыты по природоведению в четвертом классе?

– Что ? Конечно, нет.

– Оно и понятно, ты ведь никогда не тянулся к наукам. А я вот помню. И опыты мне нравились. Взять два магнита с противоположными зарядами. Они притягиваются , верно? Магниты с противоположными полюсами притягиваются и пристают друг к другу – а если заряд сильный, то пристают очень плотно. Раздели их, и они будут тянуться обратно, пытаясь слепиться воедино. Так долгое время было и с нами. Но затем…

Медж на полуслове прервался и зашагал прочь. Дэвиду не оставалось ничего иного, как пойти следом в надежде, что среди всех этих намеков и полунамеков рано или поздно прорежется что-нибудь более-менее внятное.

– Ну, и что затем? – спросил он нетерпеливо.

– Что-то происходит, – на ходу сказал его собеседник, – и в одном из магнитов начинает меняться полярность. В магните вроде тебя. Всегда вроде тебя, – с горечью подчеркнул Медж. – Проходит какое-то время, и они перестают держаться вместе. Притяжение переходит в отталкивание, причем такое сильное, что все забывается – опять же тобой, а не нами. У Угловых вроде Боба память, быть может, и самая лучшая, но мы отличаемся другими способностями. Нам дано умение смотреть по сторонам, в том числе и оглядываться назад. Действовать, как действуют хранители того, что было. А иногда и как опекуны.

– Но эта смена полярности…

– Она может длиться неделями, месяцами. Иногда занимает целые годы. Может происходить рано, а может поздно. У нас с тобой она случилась необычайно поздно и вместе с тем быстро.

– Ты говоришь, мы были друзьями, – еле поспевая за ним, упорно напомнил Дэвид.