Майкл Маршалл - Мы здесь

Остальные ее проигнорировали. Крис следом за Лиззи выскользнула в прихожую и подобралась к входной двери.

– Открывай, – шепнула брюнетка.

Кристина как можно аккуратнее отодвинула задвижку, и друзья один за другим бесшумно просеменили по ступеням наружу. Крис сошла последней, прикрыв за собой дверь так же осмотрительно, как она открывала ее.

Остальные Ангелы к этому моменту находились уже на тротуаре. Крис пришлось догонять их бегом. Торопливо уходя прочь по дороге, вся братия прыснула со смеху.

– Какого вообще хрена ?! – негодовала их новая приятельница, топая следом. – Вы что, рехнулись , что ли? Вы хоть понимаете, что мы чуть не попали?!

– Да как-то не очень, – отозвалась толстушка.

– А тот парень, который залез наверх, – что теперь будет с ним?

– Да ничего, – ответила Лиззи. – Но на сегодня действительно хватит. Давайте найдем местечко поспокойнее.

– Да ну вас! – в сердцах крикнула Кристина, в которой весь пережитый страх вылился в гнев. – С меня хватит. Вообще дурь какая! Просто не пойму, как меня там не арестовали. И как те двое не заметили тех, кто стоял перед ними?

Брюнетка положила ей руку на предплечье, но Крис ее стряхнула.

– Нет, ты мне скажи. Почему они ее не увидели ? – потребовала она ответа.

Лиззи задумчиво примолкла, а затем, похоже, пришла к какому-то решению.

По пути на работу я случайно наткнулся на Лидию. Обычно она раньше середины вечера у ресторана не появляется, следуя какому-то неисповедимому закону, который, видимо, бытует среди тех, у кого нет ни работы, ни дома, ни друзей, помимо стихийного сброда непредсказуемых индивидуумов, выпавших по жизни в осадок. Этих тайных троп в мегаполисе существует множество. Люди вроде нас с вами могут и не знать, как они петляют и где пересекаются, но они все равно есть и существуют постоянно, так что одну и ту же городскую среду населяют как бы две обособленных породы людей, единственная борьба за ресурсы у которых проявляется в виде протянутой руки, а также голоса, сдавленно испрашивающего лишнюю мелочь.

Словом, подходя предвечерней порой к «Адриатико», я увидел на углу Лидию.

– Как дела, Лидс? – спросил я, а сам по ходу заметил: что-то изменилось. Не знаю, что именно происходит с людьми, держащимися в стороне от того, что принято считать разумным, но что-то происходит с их энергетикой – сумасшедшинкой в глазах, смутностью движений, – и возникает ощущение, что человек загнан в невидимый угол и пытается вновь обрести голос, вырваться из тесного плена.

С Лидией происходило что-то иное. Она попросту выглядела старой и потерянной. Ей как будто до смерти надоело соблюдать и следовать тем многочисленным мелочам, из которых состоял ее уклад.

– Да ниче, – пожала она в ответ острыми плечами.

– Точно?

– Ну а че? – Она, закусив губу, поглядела через улицу. – Одно только скажу: я его не вижу.

– Кого?

– Да Фрэнки, кого еще?

– И давно?

– Пару дней. С той поры, как мы тогда с тобой ночью виделись.

– Может, просто полоса такая? – предположил я.

Бездомная с сомнением покачала головой:

– Да я и так его не каждый день видела. Не такой он был человек. Даже в то время, когда он… ближе ко мне держался. А сейчас чего-то надолго исчез.

– А отчего, как ты думаешь?

Лидия повела плечами, как птица крыльями. Я лишний раз отметил, какие они у нее костлявые. Фигура ее под наносом мусорного тряпья и так-то была похожа на птичью, а теперь она, похоже, убыла в весе даже в сравнении с этим.

– Может, я его наконец-таки отпугнула – добавила эта старая женщина.

Я подождал, давая ей возможность продолжить, но она этого делать не стала. От меня не укрылась ссылка на времена, когда Фрэнки якобы «держался к ней ближе». Прежде я никогда не слышал от нее намеков на то, что раньше отношения ее возлюбленного с подлунным миром сильно отличались от теперешнего.

– Ну а ты что-нибудь можешь с этим сделать? – спросил я.

– Как понять «сделать»?

– Ну, как-то его завлечь, чтобы он почаще появлялся.

Бездомная посмотрела на меня, как на распоследнего из идиотов, с какими ей только выпадало несчастье общаться.

– Ну а я, по-твоему, всю свою жизнь разве не на это положила?

– Да, и вправду… – рассмеялся я. – Извини.

– Он ведь все равно живой. Я знаю, тут все думают, что я чокнутая. Что его убили в том баре. Но этого не было. Да, понятно, были там парни, которые висели у него над душой. Он им был не по нутру. Потому и исчез. Н-да. Но он не умер. Ты хоть этому-то веришь?

– Лидия, ну раз ты мне это говоришь, значит, так оно и есть.

– Хм… Я тебе и еще кое-что скажу. Он был последним мужиком, с которым я делала это самое . А мне ох, нравилось этим заниматься! Я это дело и любила, и ох как умела! Ну а этому ты веришь?

Я изо всех сил сделал вид, что верю, а также, что это не самый пикантный вопрос, заданный мне из ее уст.

– Ты думаешь, я бы ждала, кабы он не был жив?

– Нет, конечно, – ответил я. – Тут и гадать нечего.

Старушка размашисто кивнула, и я увидел, что она плачет.

– Верно, язви тебя, – пробормотала она.

Я полез в карман и достал клочок бумаги. На одной стороне я черкнул пару строк, на другой – адрес:

– Лид, а ты в церковь хоть иногда захаживаешь?

– Я, в церковь? Да я и срать там рядом не сажусь! – отмахнулась она. – Бог – мудак.

– Понял. Только я там недавно повстречал одного парня. Он священник, но человек вроде как хороший.

– И че?

– Знаешь, иногда хорошо, когда есть с кем поговорить. С человеком, который не гонит тебя с ходу в ночлежку, не допытывается, когда ты последний раз мылась и принимала лекарства. Всякую такую фигню.

Лидия сощурилась на бумажку:

– Челси? Я там жила, когда-то давно. Влезла в квартиру к одному парню. В том краю тогда намного веселее было, это я тебе на чистом глазу говорю. Такое можно было увидеть! А сейчас все поменялось.

– Ну вот, ты уже раз шла по той дороге. Может, пройдешься еще раз.

– А он не будет меня шпынять, чтобы я на коленки падала и распиналась перед этим самым богом?

– Всяко может обернуться. Только думается мне, вы с ним друг друга стоите.

Моя собеседница осклабилась:

– А чего это ты тут со мной раскудахтался? У тебя че, больше дел никаких нет?

Перед тем как войти в ресторан, я оглянулся. Лидия как раз запихивала бумажонку в один из своих карманов. Месяца три назад я дал ей номер своего сотового, и она, помнится, запихала его в карман в такой же манере. Звонить она, понятное дело, не звонила, а бумажка, которой я ее сейчас снабдил, наверняка пролежит у нее еще и два, и пять, и десять лет, вплоть до того дня или ночи, пока его не извлечет на свет какой-нибудь ассенизатор, в печальные обязанности которого входит обшаривать одежду почивших в городских джунглях.