Джей Бонансинга - Ходячие мертвецы Роберта Киркмана. Нисхождение

С первыми лучами солнца Лилли проснулась от холода на полу коридора. Келвин спал рядом, нахмурив лоб от кошмара; поверх них было небрежно наброшено тонкое одеяло. Сквозь заколоченное окно пробивалась узкая полоска света. Поясница Лилли прилипла к жесткому и влажному полу. На мгновение она почувствовала себя куском мусора – во многих и многих смыслах, – а затем с трудом поднялась и села, потирая глаза и разминая затекшую шею. Келвин пошевелился. Он моргнул и прочистил горло, медленно просыпаясь, но вдруг резко сел.

– О… Ого… – пробормотал он, наклоняя голову попеременно то в одну, то в другую сторону и смотря на свои брюки, которые так и остались спущенными до щиколоток. – О боже… Прошу прощения. Извини.

– Давай не будем придавать этому значения, – сказала Лилли, натягивая на себя одежду и пытаясь прогнать изо рта вкус свернувшейся крови и сна. – Это просто случилось. Вот и все. Ты все тот же прекрасный человек, каким ты был до прошлой ночи. Дело закрыто.

Келвин посмотрел на нее, еще несколько раз моргнул и попытался осознать ее слова.

– Дело закрыто? Это значит, что…

– Это ничего не значит… Не знаю, я не очень понимаю, что говорю, у меня мысли путаются, – она запустила пальцы в волосы и сглотнула горькую слюну. – Томми еще там?

Келвин поднялся на ноги, пересек коридор и заглянул в кафетерий через узкое окошко в двери.

– Спит как убитый. – Келвин повернулся к Лилли, нервно потирая руки. – Боже, надеюсь, он ничего не слышал накануне.

Лилли подошла к нему и положила руку ему на плечо.

– Слушай, я понимаю, ты через многое прошел…

Он отшатнулся.

– Я не должен был этого делать! Не понимаю, о чем я думал. Вот так, прямо посреди коридора… – он посмотрел Лилли в глаза – в его взгляде пылали сожаление, стыд, даже ужас. – У меня ведь семья, у меня жена, мы уже семнадцать лет вместе… То есть у меня была жена, – его глаза стали огромными, на них навернулись слезы. – Поверить не могу, что я натворил.

– Кел, послушай меня, – Лилли взяла его за плечи, надеясь тем самым успокоить его, и заговорила спокойно, глядя ему прямо в глаза. – Мы живем в мире, где все перевернулось с ног на голову. Ты не можешь казнить себя за такое, – он хотел было ответить, но Лилли еще сильнее сжала его плечи. – Я не влюбленная школьница. Я никому ни о чем не скажу, если ты этого не захочешь.

– Лилли, дело не в этом, – он отступил от нее, но взял ее за руку. Его голос стал тише. – Я вовсе не виню тебя за то, что случилось. Господь даровал нам свободу выбора. Я ведь давно заигрывал с тобой и не давал тебе проходу. Но я согрешил, согрешил перед Богом. И всего в двадцати футах от того места, где спал мой сын!

– Келвин, прошу тебя…

– Нет! – он обжег ее взглядом. – Дай мне закончить. Пожалуйста. Я хочу сказать, что в наши времена, во времена конца света, выбор человека, его поведение очень важны…

– Постой-ка… притормози… Что значит – во времена конца света?

Келвин посмотрел на нее так, словно она только что дала ему пощечину.

– Я понимаю, ты не веришь, но это не меняет того факта, что настал Армагеддон. Посмотри вокруг, раскрой глаза. Это и есть конец света, Лилли, и теперь поступки человека стали важны как никогда, ведь Бог наблюдает за нами . Ты понимаешь? Он наблюдает за нами еще внимательнее, чем раньше.

Лилли раздраженно, болезненно вздохнула.

– Я уважаю твою веру, Кел. Правда. Но вот тебе новость: я не безбожница. Я всегда верила в высшую силу – всегда, с самого детства. Я верю, что Бог существует. Но не тот Бог, который наказывает нас, ничего не прощает и обрекает нас на страдания за то, что мы не безупречны. Я верю в любящего Бога и верю, что этот любящий Бог не имеет никакого отношения ко всему этому.

Глаза Келвина полыхнули гневом.

– Лилли, мне не хочется разбивать твои розовые очки, но Господь имеет отношение ко всему, что происходит во Вселенной.

– Прекрасно. Мы можем сколько угодно вести философские споры, но нет…

– Лилли…

– Нет, Кел! Теперь моя очередь. Выслушай меня. Во-первых, мы понятия не имеем, как все это началось. Может, все это дерьмо случилось из-за токсичных отходов или вредных добавок, которые вечно суют во все продукты, но я гарантирую, это не божественное вмешательство. Его не предрекали в Библии и не пророчил чертов Нострадамус. Все это – дело рук человеческих, как и глобальное потепление, бесконечные войны и реалити-шоу по ящику. Какой бы ни была причина этой эпидемии, Кел, я обещаю: однажды настанет день, когда ее найдут – а нас к тому времени уже, наверное, давно не будет на этом свете, – и выяснится, что она кроется в обычной человеческой алчности. В сокращении расходов. В том, что какой-то придурок вечно пытался сэкономить, разрабатывая эксперименты за своим чертовым столом в проклятой лаборатории, – у нее перехватило дыхание.

Келвин опустил глаза и тихо пробормотал себе под нос, как будто цитируя кого-то:

– Величайшая уловка дьявола состоит в том, чтобы убедить нас, что его не существует.

– Ладно. Хорошо. Будь по-твоему, Келвин. Это наказание за грехи наши. Все это предначертано. Конец близок. Уточняйте сроки на местах. Но давай сойдемся в одном, – она шагнула ближе к Келвину и положила руку ему на плечо. Ее прикосновение было нежным, примирительным, но в голосе еще сквозили резкие нотки. – Нам нужно расслабляться. Что бы ни помогало людям проживать эти дни… если это никому не вредит и не ставит никого под угрозу… что угодно. Выпивка – пусть так. Плетение корзин, мастурбация, куча таблеток – все равно. Назови что угодно! Главное, что мы прикрываем друг друга. Ведь в этом и есть вся суть, Кел. Дело не в том, как все началось, и не в том, виноват ли Бог. Дело в выживании. В том, сможем мы сработаться, построить здоровое общество и остаться людьми, а не животными. Я уважаю твою веру, Кел. Я уважаю твою невероятную потерю. Но я прошу тебя, чтобы и ты уважал мою веру… в людей , – к этому моменту она безраздельно завладела его вниманием. Он стоял очень тихо и смотрел ей прямо в глаза. Лилли ответила на его взгляд и большим пальцем показала в тот конец коридора, где на полу, возле плинтуса, лежали ее вещи и ремень. – И в два этих «ругера» двадцать второго калибра.

Келвин через силу рассмеялся. Его плечи опустились, мускулы расслабились, как будто он вдруг решил сдаться. Он грустно улыбнулся.

– Прости меня, Лилли. Ты права. Мне очень жаль. Пожалуй, я просто не понимаю, как должен чувствовать себя теперь.

Лилли уже приготовилась ответить, но тут из-за спины у нее раздался высокий голос, от которого оба испугались, а Келвин и вовсе вздрогнул.

– Чувствовать?

Развернувшись, Лилли и Келвин увидели Томми Дюпре, который босиком стоял на пороге и протирал сонные глаза. Его футболка с Человеком-пауком пропиталась потом.