Array Антология - Монстры Лавкрафта (сборник)

Первой ее мыслью, когда она смогла отличить потолок от моря, была мысль о Марше. Несмотря на свою смерть, он по-прежнему был с ней, перекрывая все своим шепотом. Он был мертв, но все еще о чем-то мечтал.

Когда Керри окончательно проснулась – впрочем, это случилось совершенно внезапно, – ее встряхнуло от звука сирены. Он был таким громким, что мог говорить лишь о каком-то бедствии, не меньше. Он нарастал и затихал, будто сам бог дико завывал. Солдаты наверняка знали, как действовать в таких случаях, но она была к такому не готова. Все ее природное чутье говорило ей обнять матрас, исчезнуть под одеялом и надеяться, что все кончится само собой.

Но эта стратегия подходила лишь людям, склонным умирать в своих кроватях.

Уже через две минуты Керри оделась и вышла из комнаты. И хотя ей пришлось жмуриться из-за холодных и жалящих капель дождя, она первым делом бросила взгляд на тюрьму. Казалось, все на острове – и живое, и механическое – двигалось в ту сторону, и на какое-то мгновение она задумалась, не нужно ли ей тоже туда отправиться – и там прятаться за чужие спины. А что, если что-то тянет их туда, в сторону от востока?

Но прожекторы вдоль парапета показывали нечто другое – три луча света были направлены на открытую воду, их блестящий от дождя свет охватывал всю темноту ночи. Сигнал тревоги, как сказал Эсковедо. Было ли это ответом на него? Может, на остров напали, и он был захвачен родственниками инсмутских заключенных, которыми кишел весь пляж? Нет, тоже не то. Прожекторы светили не вниз, а вдаль. Прямо вдаль.

Керри стояла как вкопанная, ее обливал дождь и захлестывал ветер. Она замерла, испугавшись, что на них надвигалось что-то ужасное. Остров никогда не казался таким маленьким. Даже тюрьма теперь выглядела крохотной, напоминая беззащитную цитадель, стоящую в одиночку против трех сообщников – океана, ночи и неба.

Дождь был словно завесой перед двигающимися прожекторами, которая отделяла остров от моря. Когда он впервые разделил их, сначала тихо, откуда ни возьмись, возник нос корабля, появившись из темноты, будто там он и родился. На нем не горели огни, никого не было на борту, не доносилось даже шума двигателя, который Керри должна была слышать, – будто мертвый корабль двигала ночь или что-то внутри него. Звук раздался позже – ужасный скрежет стали о скалы, такой громкий, что сирена по сравнению с ним казалась слабой и едва слышной.

Подплывая к острову, нос корабля поднялся выше, и стал виден весь его корпус – он напоминал тело акулы с конусовидной мордой.

А Керри еще казалось, что гром гремел слишком сильно. Когда это грузовое судно врезалось в здание тюрьмы, под Керри дрогнула земля. Здание дало трещину, будто от удара топором, один из прожекторов упал вместе с обрушившимся кирпичом и каменной кладкой, прежде чем погаснуть навсегда. Керри смотрела, как люди борются, падают, и, наконец, скорость движения корабля уменьшилась. Какое-то мгновение он был неподвижен. Затем, с очередным скрежетом стали о скалы, корабль начал крениться на волнах, как поворачивающийся в ране нож. Все правое крыло тюрьмы изогнулось и рухнуло, потянув за собой сирену и еще один прожектор. Последний из них повернулся кверху, осветив крышу здания.

Только теперь Керри услышала крики людей. Только теперь она услышала выстрелы.

Ей по-прежнему казалось, что земля содрогается у нее под ногами.

Казалось, что скоро все должно закончиться – эта авария и ее последствия, но вскоре остальные части здания тюрьмы начали падать, как будто их специально разделили на две части. Она увидела каскад из падающих с левой части здания кирпичей. Свет мерцал и разливался по всей тюрьме.

Что-то попало в поле зрения с другой стороны, толстое, будто ствол самого высокого дуба, но гибкое и блестящее в жгучем свете. Оно обернулось вокруг другого участка стены и снесло ее легко, как перышко. Вначале Керри показалось, что это была какая-то змея, пока сквозь обломки здания она не увидела проблеск чего-то, что сворачивалось спиралью и снова разворачивалось, а затем тело – или голову – позади всего этого.

И снова ей показалось, что земля дрожит у нее под ногами.

Это было не землетрясение, теперь она это поняла. Она вспомнила, как однажды стояла рядом с огромными слонами и как земля иногда дрожала, когда они звали друг друга на расстоянии нескольких миль, разрывая частоты низким звуком, находившимся за пределами человеческого восприятия, – его мог понять только представитель их вида.

Это был голос зверя.

И Керри не удивилась бы, если его было слышно в Нью-Йорке, в Барроу, на севере Аляски или в море Кортеса.

Этот звук наполнял ее, отражаясь от скал и земли, проходил мимо ее туфель, вибрируя на подошвах ног, проникая в каждую клеточку мышц, пока ее зрение не размылось, и она стала бояться, что все ее органы превратятся в жидкость. Наконец, звук поднялся до ее ослабших ушей – такой стон мог бы исходить от ледника. Когда он поднялся еще выше, Керри закрыла руками уши, и если бы могла засунуть голову в тело, как черепаха втягивает голову в панцирь, она бы непременно это сделала. Звук превратился в рев, который стал ниже, а затем снова в вопль, напоминающий звучание труб Судного дня. Это были фанфары, которые раскрыли небо для пришествия Господня.

Но вместо этого возникла огромная и чудовищная сущность, напоминающая пародию на нечеловеческую идею божества. Тогда Керри поняла, кем оно было для отвратительных созданий из Инсмута – это был бог, которому они молились, святыня, к которой они обращались. Но затем что-то стало шептать изнутри нее, и она засомневалась в своей догадке. Каким бы огромным и устрашающим ни было их божество, вдруг оно лишь предвещало что-то другое и подготавливало почву, как Иоанн Креститель, предсказывающий что-то гораздо худшее?

Керри с дрожью опустилась на колени, надеясь остаться незамеченной, пока оставшиеся шестьдесят два заключенных из Инсмута карабкались по руинам тюрьмы и возвращались на свое место – в море.

Керри призналась себе, что сама идея Инсмута и то, что происходило там на протяжении нескольких поколений, увлекало ее так же сильно, как и ужасало.

Подрастая и становясь старше в мире межштатных скоростных автострад, кабельного телевизора, спутникового наблюдения, Интернета, карманных камер, было легко забыть, насколько далеко может находиться какое-либо место, пусть даже в континентальной части США, и что это было не так давно, если так посудить. Легко забыть, как можно прожить всю жизнь, не представляя, что происходит в другом поселении, находящемся на расстоянии всего десяти миль, потому что у тебя никогда не было ни нужды, ни большого желания туда идти, потому что тебе всегда говорили, что жители того поселения недружелюбны, не любят незнакомцев и предпочитают держаться в стороне.