Стивен Кинг - Лавка дурных снов (сборник)

– Проблема с первым словом?

Ко мне подошла Кэти Каррэн, высокая стройная блондинка, к которой я испытывал нешуточную страсть, почти наверняка безответную. Ко мне она относилась по-доброму, разговаривала вежливо, смеялась над моими шутками. Обычно такое не свидетельствует о наличии страсти. Удивляло ли это меня? Разумеется, нет. Я в отличие от нее сексуальной привлекательностью не отличался. Если откровенно, я был типичным ботаном – над такими смеются подростки. Лишь на третьем месяце работы в «Круге» я избавился от неизменного атрибута ботана: очков, обмотанных изолентой.

– Есть немного, – ответил я. Чувствуя аромат ее духов. Что-то фруктовое. Свежие груши, наверное. Что-то свежее – точно.

Она села за соседний стол, длинноногая мечта в потертых джинсах.

– Когда такое случается со мной, я печатаю: «Шустрый рыжий лис перепрыгнул через ленивого пса» . Три раза, очень быстро. И креативные шлюзы разом открываются. – Она раскинула руки, показывая, как широко открываются эти шлюзы, и одновременно демонстрируя вид, от которого захватывало дух: груди, плотно обтянутые черным топиком.

– Не думаю, что в моем случае это сработает, – ответил я.

Кэти вела свою страничку, не такую популярную, как «О мертвых – дурное», но тоже посещаемую: в «Твиттере» у нее было полмиллиона подписчиков. (Из скромности умолчу, сколько их было у меня, но вы не ошибетесь, подумав о семизначном числе.) Называлась она «Бухаем с Кэти». Идея заключалась в том, чтобы встретиться со знаменитостями, о которых у нас еще не писали – соглашались даже некоторые из тех, о ком мы уже писали, хотя такое трудно себе представить, – и взять интервью, пока они набирались все сильнее и сильнее. Диву даешься, что слетало у них с языка, а Кэти все сохраняла в своем маленьком, аккуратном розовом айфоне.

Вроде бы и она должна была напиваться вместе с ними, но ей как-то удавалось оставлять на три четверти полным даже первый стакан, когда они перемещались из одного злачного места в другое. Знаменитости редко это замечали, потому что их больше занимали идеальный овал лица, копна пшеничных волос и широко раскрытые серые глаза, всегда говорившие одно и то же: «Боже, какой ты интересный». И они выстраивались в очередь на закланье, хотя Кэти загубила полдесятка карьер за то время, что проработала в «Круге», к которому присоединилась за восемнадцать месяцев до моего появления. Самым знаменитым стало ее интервью с комиком, который проехался по Майклу Джексону: «Оно и к лучшему, что этот сладкожопый любитель белых помер».

– Как я понимаю, прибавки не будет? – Кэти мотнула головой в сторону кабинета Джеромы.

– Откуда ты знаешь, что я собирался просить прибавку? Я тебе говорил? – Завороженный этими роскошными глазами, я мог рассказать ей все.

– Нет, но все знали, что ты попросишь – и получишь отказ. Если бы она согласилась, к ней бы повалили все. Отказывая самому достойному, она затыкает рот остальным.

Самому достойному. До чего приятно такое слышать. Особенно от Кэти.

– Так ты собираешься остаться?

– На время, – произнес я, приподняв уголок рта. Это отлично получалось в старых фильмах у Богарта, но Кэти встала, смахивая несуществующую пылинку с чарующе плоского живота.

– Надо писать. Вик Олбини. Господи, он такого наговорил.

– Идол гейской тусовки.

– Экстренный выпуск новостей: не гейской. – Она загадочно улыбнулась и отбыла, оставив меня гадать, что бы это значило. Но хотел ли я знать?

Я просидел перед пустым монитором десять минут, начал печатать, понял, делаю что-то не то, все стер, посидел еще десять минут. Я чувствовал на себе взгляд Джеромы, знал, что она ухмыляется, пусть мысленно. Я не мог работать под ее взглядом, даже воображаемым. Решил пойти домой и там написать некролог Девоу. Вдруг меня осенит в подземке: мне там всегда хорошо думалось. Я уже начал закрывать ноутбук, и тут меня действительно осенило, как в тот вечер, когда я увидел заметку о Джеке Бриггсе, который присоединился к небесной тусовке знаменитостей. Я решил, что уйду, наплевав на последствия, но уйду с огоньком.

Файл с заголовком о Девоу я сбросил в корзину и открыл новый, который озаглавил «НЕКРОЛОГ ДЖЕРОМЫ УАЙТФИЛД».Я написал его на одном дыхании. Две сотни брызжущих ядом слов излились из пальцев на экран.

Джерома Уайтфилд – Джерри для близких друзей (по слухам, была у нее парочка таковых в детском саду) умерла сегодня в… – я посмотрел на часы, – в десять сорок утра. Согласно свидетельству очевидцев, захлебнулась собственной желчью. Окончив Вассар с отличием, последние три года своей жизни Джерри ишачила на Третьей авеню, надзирая за двумя дюжинами галерных рабов, и все они превосходили ее талантом. У нее остались муж, известный среди сотрудников «Неонового круга» как Кастрированная Жаба, и ребенок, уродливый маленький говнюк, которого те же сотрудники с любовью называли Пол-Потом. Работавшие с Джерри сходятся в том, что природа не даровала ей даже крупицы таланта, зато с лихвой отвалила деспотичности и безжалостности. Напоминающий ослиный рев голос Джерри вызывал у многих нарушения мозгового кровообращения, а об отсутствии у нее чувства юмора ходили легенды. Жаба и Пот высказали пожелание, чтобы те, кто знал Джерри, выразили радость по поводу ее кончины не цветами, а купив эвкалиптовые леденцы и отправив их голодающим детям в Африку. Церемония прощания пройдет в редакции «Неонового круга», где счастливые выжившие смогут поделиться греющими душу воспоминаниями и хором спеть: «Дин-дон, ура, Ведьма померла» .

Моя идея заключалась в том, чтобы распечатать дюжину экземпляров, развесить их повсюду – включая туалеты и оба лифта, – а потом сказать прости-прощай редакции «Неонового круга» и Королеве леденцов от кашля. Наверное, я бы так и сделал, если бы не перечитал написанное и не обнаружил: не смешно. Совсем не смешно. Творение ребенка, бьющегося в истерике. Мысль эта подвела меня к вопросу: а может, все остальные мои некрологи тоже были несмешными и глупыми?

Впервые (не хотите – не верьте, но клянусь, это правда) до меня дошло, что Бугор Девоу был реальным человеком и где-то могли плакать люди, потому что он ушел. То же самое, вероятно, относилось и к Джеку Бриггсу… и к Фрэнку Форду (я окрестил его известным лапальщиком из «Вечернего шоу»)… и к Тревору Уиллсу, звезде реалити-шоу, который покончил с собой после того, как его сфотографировали в постели с шурином. Этот фотоснимок «Круг» радостно разместил в Сети, добавив черную полоску, прикрывавшую причинное место шурина. (Детородный орган Уиллса в кадр не попал, и вы, полагаю, догадались, где он находился в тот момент.)

Понял я и то, что растрачиваю лучшие годы жизни на дурное дело. Постыдное. Это слово ни при каких обстоятельствах не пришло бы в голову Джероме Уайтфилд.