Стивен Кинг - Лавка дурных снов (сборник)

Карле не нравилось, что я посвящаю «Конкисте» так много времени. Когда отцу Патрику требовались волонтеры, я всегда первым поднимал руку. Думается, она ревновала. «Тебя почти никогда не бывает дома на выходных, – говорила она. – Я уже начинаю всерьез опасаться, нет ли у тебя извращенного интереса к молоденьким мальчикам».

Возможно, со стороны это и вправду смотрелось слегка подозрительно, потому что я взял в привычку выделять особенно одаренных ребят и уделять им больше внимания, чем всем остальным. Я пытался с ними подружиться и помогал им как мог. Мне это было не сложно. Большинство происходили из бедных семей и часто росли без отцов. Их одинокие матери убивались за сущую мелочь на двух-трех работах ради куска хлеба в доме. Когда у меня было время, я отвозил кого-нибудь из моих юных друзей на вечерние собрания «Конкисты» по четвергам и обратно домой. Когда не мог подвезти их сам, я обеспечивал их билетами на автобус. Денег я им не давал – еще в самом начале выяснил, что этим ребятам нельзя давать деньги.

Некоторые из моих подопечных добились успеха. В этом есть и моя заслуга. Один мальчик – когда мы с ним познакомились, у него было две пары штанов и три старые рубашки – проявлял исключительные способности к математике. Я выбил ему дотацию на обучение в частной школе, и сейчас он учится на первом курсе Канзасского университета. И учится блестяще. Еще двое баловались наркотиками, и одного мне удалось вытащить. То есть я думаю, что удалось. В таком деле нельзя быть уверенным на сто процентов. А один мальчик сбежал из дома, поссорившись с матерью, и через месяц позвонил мне из Омахи. Как раз тогда, когда его мама решила, что он либо погиб, либо сбежал навсегда. Я поехал за ним и привез домой.

Работа с мальчишками из «Конкисты» дала мне возможность сделать больше добра, чем я сделал за все предыдущие годы, заполняя налоговые декларации и выявляя компании, уклонявшиеся от уплаты налогов в Делавэре. Но это была не основная причина, по которой я выбрал такое занятие. Это был просто побочный эффект. Иногда, мистер Брэдли, я брал кого-нибудь из моих особых ребят на рыбалку в Диксон-Крик или на реку у моста. Я тоже ловил свою рыбу, но не форель и не карпа. У меня долго не клевало. А потом появился Рональд Гибсон.

Ему было пятнадцать, но выглядел он моложе. Один глаз у Ронни не видел, поэтому он не мог играть в футбол или бейсбол, зато отлично освоил шахматы и другие настольные игры, которыми мальчики развлекались в дождливые дни. Его никто не обижал, в компании он был вроде счастливого талисмана. Отец бросил их с мамой, когда ему было девять, и Ронни изголодался по мужскому вниманию. Очень скоро мы с ним подружились, и он стал приходить ко мне со всеми своими проблемами. Самой главной проблемой, разумеется, был его незрячий глаз. Врожденная патология. Кератоконус – истончение и деформация роговицы. Врачи говорили, что это можно исправить пересадкой роговицы, но операция стоила дорого, и у его матери не было таких денег.

Я пошел к отцу Патрику, и мы организовали несколько благотворительных акций под названием «Новый взгляд для Ронни». Нас даже по телевизору показали – в местных новостях на «Четвертом канале». Там был один кадр, как мы с Ронни идем по аллее в парке Барнум и я обнимаю его за плечи. Карла фыркнула, когда это увидела. Даже если ты не питаешь ничего такого к своим мальчишкам, сказала она, теперь люди точно подумают, что ты старый гомик.

Но меня не волновало, что подумают люди, потому что вскоре после тех новостей по телевизору я почувствовал, как леска дернулась. Легкий рывок в голове. Это был гадкий мальчишка. Мне наконец удалось привлечь его внимание. Я его чувствовал .

Ронни сделали операцию. Зрение в больном глазу не восстановилось полностью, но он стал видеть. Еще год после операции ему надо было носить очки со стеклами-хамелеонами, которые темнели при ярком солнечном свете, но Ронни очков не стеснялся. Наоборот, говорил, что в них выглядит круто.

Вскоре после операции Ронни с мамой пришли ко мне в маленький кабинет «Конкисты» в подвале церкви Святого Андрея. Мама Ронни сказала:

– Мистер Халлас, мы очень вам благодарны. Если есть что-то, что мы можем сделать для вас, только скажите.

Я ответил, что мне ничего не нужно. Я рад был помочь. А потом сделал вид, что мне в голову вдруг пришла мысль.

– Да, может, я попрошу вас об одной небольшой услуге, – сказал я.

– О чем, мистер Халлас? – спросил Ронни.

– В прошлом месяце был такой случай, – начал я. – Я поставил машину на стоянке за церковью, а когда спускался в подвал, вспомнил, что не закрыл ее. Когда вернулся, в машине сидел мальчишка и шарил в бардачке. Я его шуганул, он пулей вылетел из машины и убежал с моей жестянкой для мелочи. Я бросился за ним вдогонку, но он оказался проворнее. Мне бы хотелось, – сказал я Ронни и его маме, – чтобы вы нашли того мальчика и поговорили с ним. Чтобы вы сказали ему то, что я всегда говорю вам, ребятам: воровать нехорошо, это плохое начало жизни.

Ронни спросил, как выглядел тот мальчишка.

– Низкого роста, довольно пухлый, – сказал я. – Ярко-рыжие волосы, оранжевые, как морковь. В тот день он был в серых шортах и свитере в зелено-оранжевую полоску.

– Боже мой! – воскликнула миссис Гибсон. – А у него не было бейсболки с пропеллером на макушке?

– Да, была бейсболка с пропеллером, – ответил я ровным голосом. – Теперь, когда вы об этом упомянули, я вспомнил.

– Я его видела на улице, – сказала она. – Думала, он переехал с родителями в новостройки.

– А ты его видел, Ронни? – спросил я.

– Нет, – ответил он. – Ни разу не видел.

– Если увидишь, не подходи к нему. Сразу беги за мной. Сделаешь, как я прошу?

Он пообещал, что сделает, и я успокоился. Потому что знал: гадкий мальчишка вернулся. И знал, что буду рядом, когда он сделает свой ход. Он хотел , чтобы я был рядом. В этом-то и заключался весь смысл. Он хотел причинить боль именно мне. Все остальные – Марли, Вики, отец, мама Нона – для него были просто пушечным мясом.

Прошла неделя, другая. Я уже начал думать, что гадкий мальчишка разгадал мои замыслы. А потом настал день – тот самый день, мистер Брэдли, – и какой-то парнишка прибежал на спортивную площадку за церковью, где мы с ребятами вешали волейбольную сетку.

Он сбил Ронни с ног и сорвал с него очки.

– Отбери, если сможешь! – крикнул он и убежал в парк. Ронни бросился следом за ним.

Я мгновенно сорвался с места, подхватив спортивную сумку – с тех пор как я стал работать с мальчиками, всегда носил сумку с собой, – и побежал вдогонку за ними, в парк Барнум. Я не особенно разглядел нападавшего, но знал, что это был не гадкий мальчишка, у него не тот стиль. Мальчик, укравший очки, был самым обыкновенным – как тот, что бросил M-80 у церкви, – и он так же будет жалеть о содеянном, когда осуществится задуманное гадким мальчишкой. Если я дам этому осуществиться.