Константин Образцов - Красные цепи

«А вот другой перевод. Мне, кстати, он больше всех нравится:

«Это Зенкевич. Мне он тоже больше всех нравится».

«Точно!»

Мне кажется, что я вижу, как Маша улыбается. Так могла бы улыбнуться дождливая ночь за окном, уходящая осень, засыпающая черная бабочка.

«А вот совсем непохожий на остальные перевод, это Геннадий Аминов, современный автор:

Здесь больше метафор, а еще чего-то очень личного, как мне кажется. Личного переживания стихов. Вот и я так хочу — выразить себя через перевод. Знаете, как я понимаю это стихотворение? Герой очень долго бился над мучающими его вопросами, пытался найти ответ в древних книгах, но ответ был очевиден и заключен в нем самом. И тогда ворон прилетел к нему, чтобы напомнить о том, что он знал и без того. Что же это? Ничего! Ворон — вестник смерти, ему ведомы все тайны другой стороны бытия. Но ответы на все вопросы есть в самом человеке, потому что на самом деле нет ничего, кроме тебя самого, ну и смерти, конечно. И вот, мои стихи:

Телефонный звонок раздается как тревожный стук в дверь. Странник? Запоздалый путник? Селена? Или вестник смерти?

— Привет, это я, — слышу я голос Алины. — Не разбудила, конечно?

— Привет. Конечно, нет.

— Слушай, один вопрос. Имя Мейлах Михаил Борисович тебе о чем-нибудь говорит?

Почему-то мне нужно несколько секунд, чтобы прозвучавшее имя совпало в моем сознании с конкретным человеком. Мейлах, о котором я совсем забыл сегодня. Человек, который мог ответить на мои вопросы, связанные с двумя старинными книгами, и пропавший едва ли не так же бесследно, как и Кристина. Почему Алина спрашивает о нем?

— В общем, да, — отвечаю я, насторожившись. — Оно и тебе знакомо, если ты не совсем забыла еще. Ученый. «Красные цепи». «Хроники Брана». Я рассказывал.

— Черт, точно! Родион, послушай… я сейчас на работе… в общем, его сейчас к нам привезли. Мейлаха. Он мертв.

Значит, все-таки вестник смерти.

— Что случилось?

— Криминальный. В смысле он убит. Ударом в сердце, ножом или чем-то в этом роде.

— Понятно.

Мейлах мертв. Последняя нить, ведущая к разгадкам секретов «Красных цепей» и «Хроник Брана», оборвана, и последний человек, предметно изучавший эти тексты, мертв. Не просто мертв: убит, и именно тогда, когда он был так нужен. Кто-то счел его настолько опасным, что уничтожил так же, как до этого руками Вервольфа устранил Абдуллу. Кто-то, стремящийся любой ценой сохранить тайну ассиратума. Но откуда Некромант мог знать об ученом? Или в самом деле прав Роговер, говоривший, что изучение гримуаров не проходит даром для тех, кто рискнул обратить к ним свое любопытство? Неужели сама книга имеет столько могущества, что каждое прикосновение к ней становится известно ее зловещему автору?

— Родион? Ты меня слушаешь?

Голос Алины доносится как будто из другого мира.

— Да. Я все понял. Мейлах убит. Спасибо, что позвонила.

Зловещее визионерство Каина приобретает новый смысл.

Несчастный Мейлах был все-таки не последним, кто так глубоко погрузился в изучение этих книг. Последний — это я, когда-то так опрометчиво пообещавший убитому ученому довести его исследования до конца, и теперь именно я являюсь следующей целью Некроманта. Кристина может быть просто случайной жертвой, которой суждено погибнуть только потому, что в роковую минуту оказалась рядом со мной. А значит, мне ни в коем случае не нужно пытаться ее найти. Где бы она ни была сейчас, там она в большей безопасности, чем рядом со мной. Мне остается только готовиться к неизбежной встрече с тем, кто погубил беднягу Мейлаха, и, что бы там ни предвещали картины Каина, я, пожалуй, поспорю с его пророчествами.

— У тебя все в порядке? — снова подает голос Алина.

— Да. Все хорошо.

Я смотрю на лежащий на краю стола пистолет и коробку с патронами, которые дал мне Кардинал. Пожалуй, стоит зарядить их сейчас.

— А с Кристиной удалось поговорить? Помнишь, ты собирался…

— Нет.

Потому что я ее не нашел. И уже не буду искать, пока не пообщаюсь кое с кем другим.

— Но я обязательно это сделаю. Очень надеюсь, что в самое ближайшее время.

— Ну ладно, — говорит Алина, как мне кажется, немного обиженно. — Тогда пока.

— Пока.

«Мария Галачьянц прислала новое сообщение».

«Ну как Вам? Не молчите, если плохо, то так и скажите, я не обижусь».

Я перечитываю стихи. Манускрипт. Книга, полная темных знаний и тайн бессмертия. Дева, что бежать стремится злого рока своего. Как будто кровавый эликсир дарует не только исцеление и бессмертие, но еще и приобщает к странному, интуитивному знанию о своем происхождении.

«Очень хорошо, Маша. Правда. Мне кажется, что Вам удалось передать свои личные переживания этих строк, как Вы и хотели».

Ворон прилетел ко мне, но, как и положено вестнику смерти, принес только известия об очередной трагически оборвавшейся жизни. Вопросы так и остались без ответа, и они снова возникают у меня в памяти, как эпитафия: «„Rubeus vinculum “ „венецианского списка “. Скверная школьная латынь. Очевидно, что автор книги был сведущ в герменевтике, каббале, алхимии и других эзотерических науках, однако уровень владения латынью оставляет желать лучшего. Странно: латынь — основной язык ученых того времени. Глубина мыслей в тексте не соответствует более чем скромному мастерству построения фразы. Подумать». А еще: зачем понадобилось леди Вивиен переписывать книгу своего отца?