Стивен Кинг - КлаТбище домашних жЫвотных

Стив отправил ее наверх одеваться — последний тест на способность владеть собой, — и когда она спустилась в гостиную в простом черном платье с поясом и маленькой черной сумочкой (вечерней, на самом деле), Стив решил, что с ней все в порядке, и Джад с ним согласился.

Стив отвез ее в город. Он стоял вместе с Суррендрой Харду в вестибюле Восточного зала, наблюдая за тем, как Рэйчел, словно призрачное видение, движется по проходу к утопавшему в цветах гробу.

— Как оно, Стив? — тихо спросил Суррендра.

— Очень хреново, — хрипло ответил Стив. — А ты как думал?

— Так и думал, — вздохнул Суррендра.

На самом деле неприятности начались еще на утренней церемонии, когда Ирвин Гольдман отказался пожать руку своему зятю.

При виде стольких друзей и родных Луису волей-неволей пришлось встряхнуться, выбраться из паутины шока и включиться в происходящее. Он дошел до той стадии переживания горя, когда человек делается уступчивым и покладистым, о чем хорошо знают владельцы похоронных контор и вовсю этим пользуются. Луис чувствовал себя фишкой, которую чья-то невидимая рука передвигает по игровому полю.

Перед Восточным залом располагался небольшой вестибюль, где можно было покурить и посидеть в мягких глубоких креслах. Кресла выглядели так, словно их приобрели на распродаже имущества в каком-нибудь разорившемся старом английском клубе. Перед входом в траурный зал стоял невысокий металлический пюпитр — черный с золотой гравировкой, — на нем была маленькая табличка с простой надписью: «ГЕЙДЖ УИЛЬЯМ КРИД ».Если пройти чуть дальше в глубь этого просторного белого здания, обманчиво напоминавшего старый уютный дом, можно было обнаружить точно такой же вестибюль перед Западным залом, где надпись на табличке у входа гласила: «АЛЬБЕРТА БЕРНЕМ НЕДО ».В задней части здания, выходившей на реку, располагался еще один зал, который так и назывался: Зал-С-Видом-На-Реку. На пюпитре слева от двери не было никакой таблички; в этот вторник Зал-С-Видом-На-Реку пустовал. Внизу были выставлены образцы гробов, каждую модель освещал крошечный прожектор, закрепленный на потолке. Если посмотреть вверх, запрокинув голову — что Луис и сделал, и владелец похоронной конторы неодобрительно нахмурился, — эти прожекторы были похожи на стайку странных животных, примостившихся под потолком.

В воскресенье, на следующий день после гибели Гейджа, Луис поехал выбирать гроб, и Джад поехал вместе с ним. Они спустились вниз, но вместо того чтобы сразу идти в зал с образцами, Луис, пребывавший в прострации, двинулся дальше по коридору, к простой белой створчатой двери типа тех, что соединяют обеденный зал с ресторанной кухней. Джад и владелец похоронной конторы окликнули его в один голос: «Не туда», — и Луис послушно развернулся и пошел следом за ними. Но он знал, что находится за этой белой дверью. Его дядя владел похоронным бюро.

В Восточном зале стояли ровные ряды складных стульев — дорогих стульев, с мягкими сиденьями и спинками. Впереди в небольшой нише наподобие церковного нефа или эркера стоял гроб с телом Гейджа. Луис выбрал модель «Вечный покой» из палисандрового дерева, с внутренней отделкой из бархатистого розового шелка. Владелец конторы одобрил его выбор и извинился за то, что у них нет такого же гроба с голубой отделкой. Луис ответил, что они с Рэйчел никогда не делили цвета на мальчишечьи и девчоночьи. Владелец конторы кивнул. Он спросил, как Луис будет оплачивать похороны. У них существует несколько способов оплаты, и если Луис еще не думал, какой из них предпочесть, можно прямо сейчас пройти в кабинет и ознакомиться…

В голове Луиса вдруг зазвучал радостный голос диктора: Гроб сына достался мне бесплатно, я расплатился купонами «Рэли»!

Как во сне он произнес:

— Я оплачу все кредитной картой.

— Хорошо, — сказал владелец конторы.

Гроб был не более четырех футов длиной — гроб лилипута. Однако за него все равно заломили шестьсот с лишним долларов. Видимо, он стоял на платформе, но ее не было видно из-за обилия цветов, а подходить ближе Луис не хотел. От смешанного аромата всех этих цветов его мутило.

В начале прохода, сразу за дверью в зал, стояла подставка, на которой лежала книга для записей. Там же лежала и ручка, прикованная к подставке цепочкой. Распорядитель похорон велел Луису встать именно здесь, чтобы «принимать соболезнования от родных и друзей».

Родным и друзьям следовало расписаться в книге и оставить свои адреса. Луис никогда не понимал, зачем это надо — с его точки зрения, это был совершенно безумный обычай, — но он не стал спрашивать. Видимо, когда все закончится, им с Рэйчел придется забрать эту книгу домой. Вот оно, настоящее безумие, подумал Луис. У него где-то был школьный альбом, и альбом из колледжа, и альбом выпускников медицинского факультета; был и свадебный альбом с надписью «НАША СВАДЬБА» фальшивой позолотой по искусственной коже, он начинался с фотографии Рэйчел, примеряющей фату перед зеркалом, и заканчивался снимком двух пар туфель перед закрытой дверью гостиничного номера. Был еще детский альбомчик Элли — впрочем, они с Рэйчел быстро устали добавлять туда новые фотографии; этот альбом с его страничками вроде «МОЯ ПЕРВАЯ СТРИЖКА» (добавлен локон детских волос) и «ОЙ!» (добавлена фотография ребенка, плюхнувшегося на попу) казался невероятно милым.

А теперь к ним добавится еще и этот. Как мы его назовем? — размышлял Луис, стоя в тупом оцепенении у входа в зал в ожидании начала действа. «МОЯ КНИГА СМЕРТИ»? «ПОХОРОННЫЕ АВТОГРАФЫ»? «ДЕНЬ, КОГДА МЫ ХОРОНИЛИ ГЕЙДЖА»? Или более возвышенно, вроде «СМЕРТЬ В НАШЕЙ СЕМЬЕ»?

Он закрыл книгу, чтобы посмотреть на обложку, которая, как и обложка «НАШЕЙ СВАДЬБЫ», была сделана из искусственной кожи.

Никаких надписей не было.

Как и следовало ожидать, самой первой пришла Мисси Дандридж, добросердечная Мисси, которая столько раз сидела с Элли и Гейджем. Луису вдруг вспомнилось, что именно Мисси забрала к себе детей на весь вечер в тот день, когда умер Виктор Паскоу. Мисси забрала детей, а Луис с Рэйчел занимались любовью, сначала в ванне, потом в постели.

Мисси плакала, плакала навзрыд, а увидев спокойное, неподвижное лицо Луиса, расплакалась еще сильнее и бросилась к нему. Луис обнял ее, осознавая, что именно так оно и бывает, во всяком случае, должно быть: сила человеческой доброты и сочувствия размягчает твердую землю невосполнимой утраты, разбивает ее на кусочки, дробит камни горя и потрясения обжигающим жаром скорби.

Мне так жаль, сбивчиво говорила Мисси, убирая светлые волосы с мертвенно-бледного лица. Такой замечательный мальчик. Я так любила его, Луис. Мне так жаль, а все эта ужасная дорога, надеюсь, водителя грузовика засадят в тюрьму на всю жизнь, зачем он так гнал, такой хороший, такой умный и славный мальчик, почему Бог забрал Гейджа, не знаю, мы никогда этого не поймем, но мне очень жаль, очень-очень.