Дэн Симмонс - Друд, или Человек в черном

– Уилки, – промолвил Диккенс, – позвольте представить вам мистера Дредлса, которого все зовут просто Дредлс. Правда, рочестерцы утверждают, что он носит крестильное имя Гранит – и мне пришлось предположить, что это прозвище. Дредлс каменотес, занимается главным образом надгробными плитами и памятниками, но также работает по найму в соборе, выполняя разный мелкий ремонт, а потому владеет всеми ключами от соборной башни, крипты, боковых дверей и прочих ныне известных и давно забытых входов. Мистер Дредлс, имею честь представить вам мистера Уилки Коллинза.

Сутулый субъект в бакенбардах и грязном фланелевом костюме с щербатыми костяными пуговицами пробурчал нечто невразумительное, весьма отдаленно напоминавшее приветственные слова. Я поклонился и поприветствовал нового знакомого более любезно.

– Дредлс! – весело воскликнул я затем. – Какое замечательное имя! Оно подлинное или является неким производным от вашего ремесла?

– Дредлс – так кличут Дредлса, – угрюмо проворчал коротышка. – И Дредлсу интересно знать, имя Коллинз подлинное или вымышленное? И Дредлс что-то не припоминает такого христианского имени, как Уилки.

Я резко выпрямился и стиснул рукоять своей трости, естественным образом отреагировав на завуалированное оскорбление.

– Меня нарекли в честь сэра Дэвида Уилки, знаменитого шотландского художника, – холодно произнес я.

– Как скажете, господин хороший, – прохрипел коротышка. – Хотя я в жисти не слыхивал ни об одном шотландце, который мог бы толком намалевать хотя бы сарай, не говоря уже о церкви или доме.

– На самом деле первое крестильное имя Уилки – Уильям, – сказал Диккенс. Он улыбался, явно забавляясь нашим разговором.

– Билли Коллинз, – просипел Дредлс. – В малолетстве Дредлс знавал одного Билли Коллинза. Несносный ирландский сопляк с куриными мозгами.

Я еще крепче стиснул рукоять трости и выразительно посмотрел на Диккенса, взглядом своим недвусмысленно вопрошая: «Должен ли я оставаться здесь и терпеть все это от деревенского пропойцы?»

Прежде чем Диккенс, по-прежнему улыбавшийся, успел ответить мне, внимание наше отвлек некий снаряд, который пролетел между нами, едва не задев плечо Диккенса и мое ухо, и в следующий миг отскочил от рыжевато-бурой шляпы, зажатой в нечистой руке Дредлса. Второй камешек чиркнул мне по левому плечу и ударил прямо в грудь каменотесу.

Дредлс крякнул, но не выказал ни малейшего удивления и даже не поморщился от боли.

Мы с Диккенсом одновременно обернулись и увидели семи-восьмилетнего мальчонку с всклокоченными волосами, в драной одежонке и стоптанных башмаках с распущенными шнурками – он выглядывал из-за надгробья близ каменной стены, отделявшей кладбище от дороги.

– Еще не время! Еще не время! – проорал Дредлс.

– А вот и врешь! – провизжал маленький оборванец и метнул в каменотеса следующий снаряд.

Мы с Диккенсом отступили в сторону от приземистой мишени, выбранной мальчишкой.

– Да чтоб у тебя зенки полопались! – проревел Дредлс. – Ежели Дредлс говорит, что еще не время, значит еще не время! Никакого тебе чаю сегодня! Ступай в «Двухпенсовые номера» и прекрати обстреливать меня – иначе не получишь нынче ни пенни от Дредлса!

– Ты врешь! – прокричал в ответ маленький дьяволенок и метнул очередной камень, на сей раз покрупнее, попавший каменотесу в ногу над самым коленом. Куски засохшей грязи, глины и извести так и брызнули в разные стороны от грязной штанины, а юный мучитель провопил пронзительным голосом: – Кук-ка-ре-ку! Я – останусь – без – чайку!

Дредлс тяжело вздохнул и сказал:

– Дредлс иногда платит этому мальцу, чтобы он камнями гнал его домой, коли вдруг Дредлс запамятует, что надобно воротиться под свой кров к чаепитию. Обычно я пью чай в этот час, но нынче я забыл отключить свое напоминательное устройство.

Диккенс расхохотался во все горло, в совершенном восторге хлопая себя по ляжкам. Очередной камешек со свистом пролетел между нами и едва не задел щеку каменотеса.

– Ты там попридержи ручонки-то! – проревел Дредлс, обращаясь к тщедушному мальцу в башмаках с распущенными шнурками, который стремительно перебегал от одного надгробья к другому. – Или не получишь ни единого пенни сегодня и еще цельный месяц! У Дредлса важные дела с этими господами, а они не любят, когда в них швыряются камнями.

– Ты все врешь! – крикнул мальчишка, притаившийся в густой тени кустарника между древними надгробьями.

– Больше он не станет докучать нам, покуда мы не покончим с делом, – сказал Дредлс. Он с недобрым прищуром посмотрел на меня, потом перевел взгляд, уже несколько смягчившийся, на Диккенса. – Что вы хотите, чтобы Дредлс показал вам нынче вечером, мистер Диккенс?

– Мы с мистером Коллинзом хотели бы посмотреть, не появилось ли что-нибудь новенькое на вашем рабочем месте, – промолвил Диккенс.

Дредлс хмыкнул, обдав нас тяжелым перегаром.

– Что-нибудь новенькое из старенького, вы хотите сказать, – прохрипел он. – В криптах редко появляется что-нибудь по-настоящему новенькое. Во всяком случае – в наше время.

– Мы будем счастливы увидеть все старенькое, – сказал Диккенс. – Указывайте нам путь, сэр. Мы с мистером Коллинзом с готовностью защитим вас нашими спинами, пусть не очень широкими, от посягательств вашего мучителя, всегда имеющего под рукой оружие.

– Да черт с ним, с Депутатом, – загадочно промолвил Дредлс. – Камни – это жизнь, работа и единственная любовь Дредлса, ежели не считать выпивки, и еще несколько камешков не составят для него особой разницы.

Затем Дредлс решительно двинулся с места, я и Диккенс, плечом к плечу, устремились за ним следом – и мы трое направились к огромному собору, чья холодная тень уже накрыла весь погост.

Сразу за границей кладбища находилась яма с высоким отвалом, из нее поднимались едкие испарения. Дредлс, прижимавший к груди свой увесистый тюк, молча прошел мимо, но Диккенс остановился и спросил:

– Это ведь известь, верно?

– Ага, – буркнул каменщик.

– Так называемая негашенка? – уточнил я.

Старик покосился на меня через плечо:

– Ага, такая в два счета пожрет ваш костюмчик, пуговицы и штиблеты, мистер Билли Уилки Коллинз. А ежели ее малость помешать, так она пожрет в придачу ваши очки, часы, зубы да кости.

Диккенс указал на дымящуюся яму и загадочно улыбнулся. Я поправил очки, потер слезящиеся глаза и двинулся дальше.

Я думал, мы поднимемся на башню собора. Диккенс часто привозил своих гостей в Рочестер (досюда от Гэдсхилла было рукой подать) и почти всегда водил на башню, чтобы они полюбовались с высоты видом старого города, представлявшего собой сплошной лабиринт тесных улочек да серых каменных кварталов, за которым с одной стороны до самого горизонта простиралось море, а с другой – темнели леса и тянулись дороги, ведущие обратно в Гэдсхилл и к противоположному горизонту.