Дэн Симмонс - Друд, или Человек в черном

Я сообщил, что мне нужно.

– Ну конечно, – сказала Марта, вышла в соседнюю комнату и через минуту вернулась с тремястами фунтами в банкнотах и монетах разного достоинства.

Отлично.

Я засунул деньги в карман пальто и взялся за дверную ручку.

– Спасибо, голубушка. Я верну деньги в понедельник утром, когда банки откроются. А возможно, и раньше.

– Уилки?

Я остановился. Она редко называла меня по имени.

– Да, дорогая моя? – Мне пришлось совершить над собой изрядное усилие, чтобы не выдать голосом своего нетерпения.

– Я в тягости.

Я часто поморгал. Меня вдруг обдало жаром, и волоски на загривке встали дыбом.

– Вы меня слышите, Уилки? Я в тягости.

– Да, я слышу.

Я отворил дверь, но задержался на пороге. Марта понятия не имела, сколь драгоценны секунды и минуты, что я тратил на нее.

– Какой срок? – тихо спросил я.

– Думаю, наш ребеночек родится в конце июня или в начале июля.

Значит, она зачала чуть больше двух месяцев назад. Той самой октябрьской ночью – после бракосочетания Кэролайн.

Я улыбнулся. Я понимал, что мне следует сделать три шага вперед и обнять Марту, – я знал: она ждет этого, хотя обычно ничего не ждала и не требовала от меня, – но я слишком спешил. Посему я просто улыбнулся.

– Нам придется повысить твое содержание впоследствии, – сказал я. – Возможно, с двадцати фунтов до двадцати пяти.

Она кивнула и уставилась в вытертый ковер под ногами.

– Я верну эти три сотни при первой же возможности, – пообещал я.

И вышел прочь.

– Зайди в гостиную, дитя мое.

К моменту моего возвращения Агнес утюжила третью сорочку. Кебмену я велел ждать у дома. По дороге с Болсовер-стрит я напряженно обдумывал, где бы нам с девочкой лучше поговорить. В кухне обстановка слишком обыденная… и пока еще я не хотел соваться туда. В обычных обстоятельствах я велел бы служанке явиться ко мне в кабинет для разговора, но сейчас такой приказ испугал бы Агнес. Оставалась гостиная.

– Присядь, пожалуйста, – сказал я.

Сам я разместился в большом кожаном кресле у камина и теперь указал ей на простой деревянный стул, который заранее придвинул. На сей раз я говорил тоном, не допускающим возражений. Девочка села и опустила взгляд на свои красные руки, сложенные на коленях.

– Агнес, в последнее время я часто думал о твоем будущем…

Она не подняла глаз. Ее била мелкая дрожь.

– Как тебе известно, недавно я устроил Кэрри… мисс Г***… на замечательное место гувернантки в прекрасной семье.

Агнес ничего не сказала.

– Не молчи, пожалуйста. Ты знаешь, что Кэрри служит гувернанткой?

– Да, сэр. – Слова прозвучали так тихо, что их мог бы заглушить даже шорох осыпающейся золы в камине.

– Я решил, что пора и тебе получить такую же возможность.

Наконец-то она посмотрела на меня. Веки у нее были такие же красные, как руки. Она что, плакала в мое отсутствие?

– Пожалуйста, прочитай это. – Я протянул девочке письмо, которое написал накануне вечером на лучшей своей почтовой бумаге.

Желтоватый плотный лист дрожал в ее руках, пока она медленно читала, шевеля губами. Закончив, она попыталась вернуть письмо мне.

– Вы… очень добры… сэр. Очень добры.

По крайней мере, чертово заиканье прошло.

– Нет, оставь это у себя, дитя мое. Это твое рекомендательное письмо, причем составленное в самых изысканных выражениях, позволю себе заметить. Я уже выбрал семью, где ты будешь работать. У них поместье под Эдинбургом. Я письменно уведомил их, что ты приедешь и приступишь к выполнению своих обязанностей завтра.

Глаза у нее расширились до чрезвычайности. Мне показалось, она вот-вот лишится чувств.

– Я ничего не умею по части гувернантства, мистер Уилки.

Ничо .

Я по-отечески улыбнулся. Я испытывал искушение податься вперед и ласково похлопать девочку по трясущимся рукам, но боялся, что она вскочит и бросится прочь, коли я до нее дотронусь.

– Это не имеет ни малейшего значения, Агнес. Мисс Кэрри тоже ничего не умела, пока не начала работать. И посмотри, каких успехов она добилась.

Агнес снова уставилась на свои руки, сложенные на коленях. Когда я неожиданно встал с кресла, она вздрогнула всем телом. В тот момент я начал понимать, почему мужики колотят своих жен: человек, ведущий себя как трусливый заяц, просто напрашивается на побои, коих трусливый заяц и заслуживает. Тяжелая каминная кочерга назойливо лезла мне в глаза.

Я раздвинул оконные портьеры.

– Глянь-ка туда, Агнес, – велел я.

Она подняла на меня затравленный, полный ужаса взгляд.

– Встань, Агнес. Вот и умница. Посмотри в окно. Что ты видишь?

– Крытый экипаж, сэр.

– Это кеб, Агнес. Он ждет тебя. Кучер отвезет тебя на железнодорожную станцию.

– Я еще никогда не каталась в кебе, сэр.

– Знаю. – Я со вздохом отпустил тяжелые портьеры. – Впереди тебя ждет множество новых, чудесных впечатлений – и поездка в кебе станет первым из них.

Я отошел к столу и вернулся с планшеткой, листом почтовой бумаги и карандашом. Я решил, что в нынешнем своем состоянии девочка не управится с пером и чернилами.

– Агнес, сейчас ты напишешь коротенькую записку родителям – сообщишь, что тебе подвернулась замечательная работа и что ты уезжаешь из Лондона. В подробности вдаваться не надо… просто пообещай, что напишешь обо всем обстоятельно, как только приступишь к обязанностям на новом месте.

– Сэр… я… я не могу… я не умею…

– Напиши то, что я продиктую, Агнес. Возьми карандаш. Вот умница.

Я продиктовал всего четыре предложения – самых незатейливых, какие написала бы эта туповатая девочка, – и потом просмотрел записку. Корявый нервный почерк, заглавные буквы вперемежку со строчными, чудовищные ошибки в самых простых словах – но так было бы в любом случае.

– Прекрасно, голубушка. Теперь поставь свою подпись. Напиши «ваша любящая дочь Агнес».

Она так и сделала. Я отнес планшетку и карандаш обратно на стол, а записку свернул и спрятал в карман. Потом я выложил триста фунтов на диван между нами.

– Это тебе, дитя мое. Семья, которой я рекомендовал тебя, будет тебе платить, разумеется… платить очень хорошо, даже больше, чем сейчас зарабатывает мисс Кэрри, – старинные шотландские семейства бывают очень щедрыми… Но на эти деньги – согласись, тоже немалые – ты сможешь по прибытии в Эдинбург купить себе новую одежду, более подходящую для твоей новой работы. И даже после этого у тебя еще останется кругленькая сумма, которой вполне хватит на первые год-два.

Я никогда раньше не замечал у нее веснушек. Сейчас круглое лицо Агнес заливала такая бледность, что веснушки резко выделялись.

– Мама… – с усилием проговорила она. – Папа… я не могу… они…

– Они страшно обрадуются, – заверил я. – Я все объясню им, когда они вернутся, и они наверняка приедут проведать тебя при первой же возможности. Теперь ступай наверх и собери все вещи, какие ты хочешь взять с собой в новую жизнь. Не забудь самые свои красивые платья. Там будут приемы и балы.