Дэн Симмонс - Друд, или Человек в черном

– Нет. Даже и не думает.

– Ну а пирамиды? Уж их-то она наверняка ненавидит? Сознайся, Эдди!

– Не понимаю, почему она должна быть такой маленькой… нет, большой – дурочкой и ненавидеть пирамиды?

– Ох, ты бы послушал, как мисс Твикнлтон про них долдонит, – Роза кивает головкой, по-прежнему смакуя осыпанные сахарной пудрой липкие комочки, – тогда бы ты не спрашивал! А что в них интересного, просто старые кладбища! Всякие там Исиды и абсиды, Аммоны и фараоны! Кому они нужны? А то еще был там Бельцони, или как его звали, – его за ноги вытащили из пирамиды, где он чуть не задохся от пыли и летучих мышей. У нас девицы говорят, так ему и надо, и пусть бы ему было еще хуже, и жаль, что он совсем там не удушился.

Я видел, что Диккенс намерен и дальше проводить тщательно продуманное сопоставление между пылью склепов и могил в Клойстергэме (то есть Рочестере с его самым что ни на есть реальным собором) и исследователями египетских гробниц типа Бельцони, «чуть не задохшегося от пыли и летучих мышей».

Третья глава – дальше Диккенс не стал читать в тот день – заканчивалась тем, что Роза кокетливо (но по-прежнему без особого интереса, во всяком случае по отношению к Эдвину) спрашивала этого «Друда»:

– Ну, Эдди, скажи, что ты там видишь?

– Что я могу увидеть, Роза?

– А я думала, вы, египтяне, умеете гадать по руке – только посмотрите на ладонь и сразу видите все, что будет с человеком. Ты не видишь там нашего счастливого будущего?

Счастливое будущее? Быть может. Но достоверно одно: что настоящее никому из них не кажется счастливым в тот момент, когда растворяются и снова затворяются тяжелые двери и она исчезает в доме, а он медленно уходит прочь.

Именно так написал бы и я о том, что произошло на моих глазах между Эллен Тернан и Диккенсом у станции Пекхэм.

Когда Диккенс – читавший негромко, профессионально, сдержанно в противоположность излишнему актерствованию, каким он грешил в ходе своих последних турне, особенно при представлении «убийства», – отложил в сторону последнюю страницу, Джеймс Филдс бешено захлопал в ладоши. Я молчал, неподвижно уставившись перед собой.

– Превосходно, Чарльз! Поистине превосходно! Восхитительное начало! Чудесное, интригующее, увлекательное начало! Еще никогда прежде ваше писательское мастерство не проявлялось столь ярко!

– Благодарю вас, дорогой Джеймс, – мягко промолвил Диккенс.

– Но название! Вы нам не сказали. Как вы собираетесь назвать ваш новый замечательный роман?

– Он будет называться «Тайна Эдвина Друда», – ответил Диккенс, пристально взглянув на меня поверх очков.

Филдс одобрительно зааплодировал и не заметил, как я беззвучно ахнул. Но Чарльз Диккенс, я уверен, заметил.

Филдс ушел наверх, чтобы переодеться к ужину, а я проследовал за Диккенсом в его кабинет и сказал:

– Нам нужно поговорить.

– Действительно? – откликнулся Неподражаемый, кладя страниц пятьдесят рукописи в кожаную папку и запирая ее в ящике стола. – Хорошо, давайте уйдем подальше от навостренных ушей домочадцев, друзей, детей, слуг и собак.

Октябрь выдался теплый, и стоял теплый ранний вечер, когда мы с Диккенсом шагали к шале. Обычно в эту пору шале уже наглухо запирали в преддверии сырой зимы, но не в этом году. Желтые и красные листья неслись через лужайку и застревали в живых изгородях и отцветших кустах красной герани, насаженных вдоль аллеи. Диккенс повел меня не через туннель, но прямо через дорогу. В этот воскресный вечер движения на ней не было, но я увидел горячих породистых лошадей, стоящих в ряд на привязи у гостиницы «Фальстаф-Инн». Группа охотников заехала туда перекусить после лисьей охоты.

В комнате на втором этаже шале Диккенс знаком пригласил меня сесть в гостевое виндзорское кресло, а сам развалился в своем рабочем. По аккуратно расставленным на столе шкатулкам с голубой и кремовой бумагой, чернильницам с перьями и статуэткам дерущихся лягушек я понял, что Диккенс недавно здесь работал.

– Ну-с, друг мой, о чем вы хотите поговорить со мной?

– Вы сами прекрасно знаете, дорогой Диккенс.

Он улыбнулся, вынул из футляра очки и нацепил на нос, словно собираясь снова читать.

– Давайте предположим, что я не знаю, и начнем плясать отсюда. Вам не понравилась затравка моего нового романа? Я прочитал не все, что успел написать, знаете ли. Возможно, еще глава-другая – и повествование увлекло бы вас.

– Это опасно, Чарльз.

– Да? – Его удивление не казалось наигранным. – А что опасно-то? Писать криминально-авантюрный роман? Я говорил вам несколько месяцев назад, что мне показались интересными отдельные моменты вашего «Лунного камня» – наркотическая зависимость, месмеризм, индусские злодеи, тайна похищения – и что я, возможно, попробую силы в подобном жанре. Ну вот я и пробую. Во всяком случае – начал.

– Вы используете имя Друда , – проговорил я так тихо, что получилось почти шепотом.

Из гостиницы до нас доносились мужские голоса, распевающие застольную песню.

– Дорогой Уилки, – вздохнул Диккенс. – Вы не считаете, что нам – вам – пора избавиться от страха перед всякой друдовщиной?

Что я мог сказать на это? На несколько мгновений я лишился дара речи. Я никогда не рассказывал Диккенсу о смерти Хэчери – о серых блестящих гирляндах в склепе. Или о ночи, проведенной мной в храме Друда. Или о вторжении инспектора Филда в Подземный город и об ужасных последствиях, которые оно имело для Филда и его людей. Или о Реджинальде Баррисе – грязном, заросшем, ходящем в лохмотьях, питающемся объедками, скрывающемся в трущобах, вздрагивающем при каждом шорохе. Или о тайных святилищах в Городе-над-Городом, показанных мне Баррисом всего четыре месяца назад…

– Если у меня будет время вечером, – промолвил Диккенс, словно размышляя вслух, – я излечу вас от этого наваждения. Освобожу от него.

Я встал и принялся раздраженно расхаживать взад-вперед по маленькой комнате.

– Вы распрощаетесь с жизнью, коли опубликуете этот роман, Чарльз. Однажды вы сказали мне, что Друд просил вас написать его биографию… но ведь это пародия .

– Ничего подобного, – рассмеялся Диккенс. – Это будет очень серьезный роман, исследующий пласты, уровни и противоречия преступного ума – в данном случае ума убийцы, а также опиомана и одновременно гипнотизера и жертвы гипноза.

– Как можно быть одновременно гипнотизером и жертвой гипноза, Чарльз?

– Прочитайте книгу, когда она будет закончена, Уилки, и узнаете. Вам многое станет ясно… не только в том, что касается заявленной в названии тайны, но и в том, что касается вашего собственного затруднительного положения.

Последние слова я проигнорировал, поскольку они казались лишенными смысла.