Нил Гейман - Осторожно, триггеры (сборник)

– Как по мне, так любая дворняга в сто раз лучше породистого пса, – подхватила женщина. – Вот почему Америка – такая интересная страна. Там все полукровки.

Тень никак не мог понять, сколько ей лет: волосы белые, как снег, но лицо еще совсем не старое.

– Ошибаешься, дорогая, – мягко возразил мужчина с бакенбардами. – На самом деле американцы почище англичан помешаны на породистых псах. Я как-то познакомился с одной дамой из Американского клуба заводчиков, и это был тихий ужас. Она меня напугала.

– Я не о собаках, Олли, – покачала головой женщина. – Я имела в виду… Ох, ну ладно. Неважно.

– Пить-то что будешь? – спросил хозяин паба.

На стене над стойкой висел рукописный плакатик, настоятельно советовавший не заказывать светлое, «потому что не всякому приятно вместо пива получить по морде».

– А что хорошего посоветуете из местных сортов? – спросил Тень, уже усвоивший, что разумнее всего отвечать именно так.

Хозяин и седовласая женщина не сошлись во мнениях о том, какие из местных сортов пива и сидра можно признать хорошими. Когда страсти уже накалились не на шутку, коротышка с бакенбардами вмешался и заявил, что, по его скромному мнению, «хорошее» – это не просто «неплохое», а нечто куда более выдающееся. Одним словом, то, что делает мир прекраснее. Высказавшись, он застенчиво хихикнул – мол, не принимайте меня всерьез, на самом деле я понимаю, что речь всего лишь о выпивке.

Пока остальные отвлеклись на коротышку, хозяин успел налить Тени пиво по своему вкусу – темное и очень горькое. Тень выпил и остался не в восторге.

– Как называется?

– «Черный пес», – ответила женщина. – Говорят, его так назвали из-за того, что бывает, если его перебрать.

– Хандра находит, – пояснил ее спутник. – Ну, как на Черчилля [29] Уинстон Черчилль – премьер-министр Великобритании, страдал тяжелой депрессией, которую называл «черным псом». .

– На самом деле этот сорт назвали в честь одной местной собаки, – присоединилась к беседе другая женщина, помоложе. Она была в оливково-зеленом свитере и стояла у стены. – Только это не настоящая собака, а так… То ли выдумка, то ли нет.

Тень нерешительно посмотрел на Клыка.

– Можно почесать его за ушами? – спросил он, памятуя о печальной участи лиса.

– Конечно, – ответила седая женщина. – Ему это дело нравится. Давай, не стесняйся.

– Ну-у, я не знаю, – протянул хозяин. – Тому говнюку из Глоссопа он палец чуть начисто не оттяпал, – предостерег он таким тоном, как будто со стороны пса это был подвиг.

– По-моему, то был какой-то местный чиновник, – сказала женщина. – А таких не жалко. Хочет собака укусить – пускай кусает. И налоговых инспекторов – всегда пожалуйста.

Женщина в зеленом свитере подошла к Тени. Напитка у нее в руке не было. Тень посмотрел на нее: темные, коротко стриженные волосы и целая россыпь веснушек на носу и щеках.

– Ты-то ведь не чиновник? – спросила она.

Тень помотал головой.

– Я вроде как турист, – сказал он.

Отчасти так оно и было. По крайней мере, он путешествовал.

– Канадец? – спросил коротышка с бакенбардами.

– Американец, – ответил Тень. – Но я давно в дороге.

– Ну, тогда никакой ты не турист, – заключила седая женщина. – Туристы они ведь как: приедут, посмотрят тут, что им надо, и поминай как звали.

Тень пожал плечами, улыбнулся и, наклонившись, почесал Клыка за ушами.

– Значит, ты не собачник? – спросила темноволосая.

– Не собачник, – подтвердил Тень.

Будь на его месте кое-кто другой – тот, кто говорил у него в голове обо всем, что с ним происходит, – он сказал бы, что у его жены в детстве были собаки. И что она иногда называла Тень щенком, потому что очень хотела собаку, а домовладелец запрещал держать животных. Но о таком лучше было помалкивать. Британцы тем ему и нравились, среди прочего, что они не задают лишних вопросов, даже если им интересно, что творится у тебя внутри. Тому, что внутри, не место снаружи. Вот уже три года прошло, как его жена умерла.

– Все люди делятся на собачников и кошатников, – заявил коротышка с бакенбардами. – Выходит, ты кошатник?

Тень задумался.

– Не знаю. Когда я был маленьким, животных мы не держали. Все время переезжали с места на место. Но…

– Я не просто так спрашиваю, – перебил коротышка. – Кошка тут тоже есть. Может, ты захочешь взглянуть.

– Раньше мы ее тут держали, но потом отправили в заднюю комнату, – добавил хозяин из-за стойки.

Тень только диву давался, как тот ухитряется поддерживать разговор, одновременно принимая и отпуская заказы.

– Собаки нервничали? – предположил он.

Дождь, на время приутихший, снова забарабанил по стеклам. Ветер стонал, посвистывал, а потом внезапно завыл во всю мочь, и дрова в камине затрещали и посыпали искрами.

– Не в том смысле, как ты думаешь, – ответил хозяин. – Эту кошку мы нашли, когда пробили стену в соседнюю комнату, чтобы расширить стойку. Пойдем, – усмехнулся он. – Сам увидишь.

Тень двинулся за ним в заднюю комнату. Коротышка с бакенбардами и седая дама встали из-за стола и пошли следом.

Тень обернулся и окинул взглядом зал. Темноволосая женщина тепло улыбнулась, встретившись с ним глазами.

Задняя комната оказалась больше и светлее. Здесь уже не возникало чувства, будто вместо паба ты очутился у кого-то в гостиной. Сидевшие за столами люди не столько пили, сколько ели, и еда у них на тарелках выглядела, да и пахла, аппетитнее, чем закуски, которые подавали в пивном зале. Хозяин провел Тень к дальней стене, где стояла пыльная стеклянная коробка.

– Вот она! – гордо объявил он.

Кошка была коричневая и на первый взгляд состояла сплошь из сухожилий и смертной муки. Дыры на месте глаз горели гневом и болью; пасть была широко раскрыта, словно свой последний вздох кошка испустила в безумном вопле.

– Животных замуровывали в стены с той же целью, с которой в древности под фундамент дома живьем закапывали детей, – пояснил из-за спины коротышка. – То есть чтобы дом не рухнул. Хотя при виде мумифицированных кошек я всегда вспоминаю тех, которых нашли в египетском Бубастисе, в храме Баст. Их там были целые тонны. Просто непонятно было, куда их девать. В конце концов, этих несчастных кошек стали отправлять в Англию, а там их измельчали в порошок и пускали на удобрения. А еще в Викторианскую эпоху из мумий делали краску. Наверно, коричневую.

– Выглядит ужасно, – сказал Тень. – Сколько ей лет?

Хозяин паба почесал щеку.

– Ну, по нашим прикидкам, стена, в которой ее нашли, появилась где-то между тысяча трехсотым и тысяча шестисотым. Это если верить церковным записям. В тысяча трехсотом году здесь еще ничего не было, а в тысяча шестисотом уже стоял дом. Записи за промежуточные триста лет потерялись.