Бентли Литтл - Дом (др. перевод)

– Марк, – повторила девочка, улыбаясь, подзывая его, и он двинулся к ней, не желая показывать свой страх, не желая признавать беспокойство.

Марк мысленно взмолился в отчаянии, призывая своих родителей поскорее вернуться, призывая Биллингса войти в дом в поисках своей дочери. Он сам не знал почему, но у него не было желания оставаться наедине с этой девочкой, и хотя всего час назад он рассмеялся бы, если б кто-нибудь предположил, что при виде умственно отсталой дочери работника его охватит дрожь, теперь ему было совсем не до смеха.

У него вспотели руки, и он вытер их о штаны, остановившись шагах в десяти от девочки. Позади нее стоял стул, стул из красного дерева в тон обшивке стен, но Марк не мог припомнить, что когда-либо видел его.

Ветер дул ему в лицо, трепал волосы. Марк попытался сделать вид, будто всё в порядке.

– Привет, – сказал он. – Где твой отец?

– Марк, – снова произнесла девочка.

Ему вдруг подумалось, что она знает одно только это слово.

Однако по ее голосу нисколько нельзя было предположить, что у нее с головой не всё в порядке, и на этот раз в нем прозвучало что-то… чувственное.

Сместившись влево, девочка переставила стул и, улыбнувшись Марку, повернулась к нему задом и медленно склонилась над сиденьем так, что рубашка задралась, открывая молочную белизну голых ягодиц.

– Трахни меня, – тихо промолвила она. – Трахни меня в задницу!

Потрясенный Марк попятился назад.

– Нет… – затряс головой он.

– Я люблю, чтобы было пожестче. Трахни меня по полной!

Тут было что-то не так, что-то в корне неправильное, уходящее гораздо глубже, чем излишне искушенная девочка со своей пугающе неестественной нимфоманией. Марк чувствовал, ощущал это – буквально осязаемое присутствие, враждебная обстановка, которая включала в себя дочь Биллингса, но не ограничивалась ею. Все то, что внушало Марку страх в этом доме, все угрозы, которые он подсознательно чувствовал, – все это сейчас было здесь, и Марк понимал, что ему нужно как можно быстрее убираться отсюда, пока не произошло ничего страшного.

Он продолжал пятиться, не отрывая взгляда от девочки.

– Я этого хочу, – настаивала та. – Хочу этого прямо сейчас!

– Нет.

– Я хочу, чтобы ты трахнул меня в задницу.

– Нет! – решительно ответил Марк.

– Твой отец это делает. – Оглянувшись, девочка улыбнулась, и ее улыбка была полна пороком, растлением, выходящим далеко за рамки просто секса, аморальной извращенностью, для которой происходящее было лишь наиболее простым и самым очевидным проявлением. – Он причиняет мне боль.

Марк бросился бежать. Развернувшись, он взмыл вверх по лестнице к себе в комнату, а у него за спиной звучал презрительный смех девочки. Тихие звуки многократно усиливались, отражаясь от стен темного коридора.

Марк осмелился покинуть свою комнату только тогда, когда родители вернулись домой и Кристина, постучав в дверь, попросила его помочь разгрузить из машины сумки с продуктами.

После всего этого Марк смог подключиться к Силам. Наверное, они были рядом все время, и он объяснял их воздействие на низком уровне тому страху и ужасу, который вселял в него дом, однако встреча с дочерью Биллингса явилась своеобразным стартером, запустившим этот мощный двигатель. На самом деле для Марка Силы были все равно что шестым чувством, и ему даже не приходилось концентрировать свое внимание, чтобы воспользоваться ими. Подобно зрению, слуху, обонянию, осязанию и вкусу, это был физический отклик на людей, места и предметы, который он ощущал, естественная частица его, обеспечивающая ввод данных, а головной мозг их принимал и обрабатывал.

Теперь Марк отчетливо чувствовал порочность дома, своих родителей, и понимал, что рано или поздно ему придется отсюда бежать. Он здесь чужой, ему здесь не место, и или он отвергнет дом, или дом отвергнет его самого.

У Марка не было никакого желания оставаться здесь, чтобы узнать, чем все закончится, когда это произойдет.

От Биллингса никаких сигналов он не получал – работник оставался белым пятном, и Марка это пугало. Они с Биллингсом всегда великолепно ладили друг с другом, работник был для него все равно что родным дядей, однако отныне всякий раз, увидев его, Марк вспоминал его дочь, и те черты, которые прежде делали Биллингса таким добрым и заботливым, теперь казались лживыми и фальшивыми, и Марк старался держаться от него подальше.

Похоже, его родители что-то заподозрили, похоже, они почувствовали новообретенные Силы, и их отношение к сыну изменилось. Не кардинально, но в мелочах. От Марка по-прежнему требовали строго придерживаться установленных отцом правил, в определенное время находиться в определенном месте и совершать определенные действия, однако теперь появилась некоторая осторожность, эмоциональное дистанцирование, и хотя по отношению к Кристине их поведение не изменилось, у Марка крепло ощущение, что родители не станут возражать, если он уйдет из дома.

Марк стал проводить вне дома как можно больше времени, ночуя у друзей, в пустыне или хотя бы на крыльце, однако как-то раз ночью он снова увидел дочь Биллингса, в дверях курятника, белую в лунном свете, призывающую его, – и поспешил в дом, к себе в комнату, снова услышав позади ее легкий смех.

После этого случая Марк попробовал уговорить Кристину уйти из дома вместе с ним, убежать прочь, однако, хотя сестре здесь также было плохо, хотя, как ему казалось, она втайне от себя испытывала страх перед дочерью Биллингса, она никак не могла покинуть родителей. Тщетно Марк убеждал ее в том, что можно будет написать или позвонить, сообщить отцу и матери, где они находятся и почему ушли из дома, – Кристина твердо стояла на своем. Здесь был ее дом, и она не собиралась никуда из него уходить.

Марк обрабатывал сестру до конца лета, однако все его усилия приводили к обратному результату. Кристина еще больше укрепилась в своем решении остаться, не менять сложившийся образ жизни. Она понимала, почему брат хочет уйти из дома, и хотя из эгоистических соображений ей хотелось, чтобы он остался, она заверила его в том, что будет всегда его любить и поддерживать во всех начинаниях, какими бы они ни были.

А затем ненормальная девочка ночью пришла к Марку в спальню.

На этот раз было видно, что у нее не все дома, и она ничего не говорила, однако эротичность ее движений ничуть не ослабла, и сочетание умственной отсталости и откровенной чувственности получалось пугающим.

Марк был уверен в том, что он запер дверь и окно, и сейчас он быстро огляделся вокруг, проверяя, где произошла измена. Но и дверь, и окно оставались закрытыми и запертыми. Их никто не трогал.

Девочка хихикнула.

Стиснув одеяло, Марк натянул его до самого подбородка, сместился назад к спинке кровати и подобрал под себя ноги. Он был объят ужасом, ему хотелось кричать, однако его мозг полностью потерял контроль над телом, и изо рта вырвался лишь сухой выдох.