Кристина Лорен - Совершенство

– Не отнимай у дворников их работу. – Дот подходит к нему сзади и, чтобы смягчить свои слова, похлопывает его по плечу.

– Хороший ты парень, ты ведь знаешь это? – вздыхает она, делая попытку пригладить его шевелюру. – И последнее время ты как будто успокоился. И в медпункте уже больше месяца не появлялся.

– Ха-ха, очень смешно, – бросает он и откусывает кусок тоста. Он и не заметил, что прошло уже столько времени.

– Так что либо твой велосипед, скейт и каяк сломались одновременно, либо ты нашел себе новую девушку. – Она медлит рядом с минуту, потом отходит, но Колин так ничего и не отвечает. Теперь, когда он знает правду, ему интересно – что бы сказала Дот, если бы увидела его вместе с Люси.

Она занимается обычными утренними делами, а он, вслушиваясь в знакомое шарканье ее туфель по кафельному полу, гоняет еду по тарелке. Если он не позавтракает – Дот пустит в ход тяжелую артиллерию. Но каждый кусок застревает в горле, будто застывший клей.

Когда он заканчивает, в голове бьется единственная мысль – найти Люси. Может, это и правда, что она здесь ради него, но правда и то, что для него теперь что-то сместилось в окружающем мире, словно, когда эта невесомая девушка ушла из его комнаты посреди ночи, вся вселенная последовала за ней.

Первое, что замечает Колин, добравшись до луга Люси, – это то, что следов нет. В этом нет ничего страшного, говорит он себе. Он вообще не знает, оставляет ли Люси следы. Но почему-то догадывается – она не возвращалась.

Тяжело дыша, он рвет на себя дверь сарая. Покрывало на старом матрасе, брошенном на пол – гладкое, без единой морщинки. Книга Люси лежит, нетронутая, на столе с засушенной веточкой лаванды в виде закладки.

Адреналин продолжает толкать его вперед, и вот он уже взлетает по ступенькам Этан-холла – как он там оказался? Звонок уже прозвенел, в коридорах пусто, и его охватывает странное ощущение дежавю.

Он заглядывает в каждый кабинет на первом этаже, потом мчится наверх. В библиотеке он проверяет маленькую нишу за шкафами, где она так любит тихонько сидеть, дожидаясь, пока он закончит.

Ее там нет.

Колин проверяет туалеты на втором этаже, заглядывает в каждый класс, даже в шкаф для уборщиц. Ничего.

Он отправляет Джею эсэмэску, просит друга встретиться с ним у актового зала. Джей подходит, насвистывая, но, стоит ему увидеть Колина, как он становится совершенно серьезным.

– Ого. Что случилось?

– Ты не видел Люси?

– Нет – со вчерашнего дня.

Колин прислоняется лбом к оконному стеклу.

– Кол, что…

– Ее больше нет. – Голос у него звучит как-то плоско и странно, будто принадлежит кому-то еще; его дыхание оставляет туманное облачко на стекле. – Она со мной была прошлой ночью, и когда я проснулся… Ее уже не было.

– Да расслабься. Она, наверное, с…

– У нее больше нет никого, кроме меня. – Он глядит Джею в глаза, желая, чтобы он понял то, что Колин пытается сказать, без того, чтобы произносить это вслух.

– Похоже, у нас тут намечается момент истины, – говорит Джей, пытаясь как-то облегчить страдания Колина. Это срабатывает – тот почти улыбается.

Потом Джей добавляет уже серьезно:

– Необычная она девушка, правда?

– М-м-м, да.

– Ладно, чувак. Пошли, найдем твою Люси.

Но они ее не находят.

Когда они тащатся по тропинке до озера, Джей всю дорогу не говорит ни слова. Когда они обходят кругом все озеро, он молча следует за Колином. Когда они пересекают заснеженный луг, заходят в заброшенный сарай и никого там не находят, он не задает Колину ни единого вопроса.

Этим вечером Люси не возвращается.

И когда на следующий день Колин пропускает утренние уроки, чтобы подождать ее в сарае, но она так и не показывается.

Десять дней он ее ищет повсюду. Он ходит на занятия, работает, когда надо, и то и дело навещает то место на тропинке, где она проснулась, в надежде найти ее там вновь. Может, она выйдет к нему навстречу в своих тяжелых ботинках и краденой униформе, которая ей велика.

Он думает, не нужно ли кому-то сообщить, что она пропала, но потом понимает, что сообщать-то некому. Никто даже не заметил, что исчезла красивая девушка с переменчивыми глазами и волосами цвета снега.

Наконец, он просто уже больше не может выносить общежитие, школу, сарай – все обрыдло. На каждой стене – отпечаток ее тени, ее хрупкого силуэта. Он вырывается с территории, крутя, что есть сил, педали, прыгает с тротуара, оставляя в снегу глубокую борозду.

Ноги работают, сердце колотится, как бешеное, кровь кипит-кипит-кипит в груди, в ногах, руки сжимают руль так крепко, что боль отдается ударами тока в недавно зажившей руке.

Он прыгает с тротуаров и с вагонов, проезжает по обледенелому веревочному мосту, где ему раньше никогда не удавалось удержать равновесие, по узким железнодорожным рельсам – и падает только дважды. Стук колес приближающегося поезда, рев локомотива, звучащий все ближе и ближе, только обостряет чувства, и ему будто дышится свободнее. Он чувствует себя живым. Он совершает обратные сальто там, где этого делать категорически нельзя. Он катается, пока не начинает чувствовать себя таким же измочаленным снаружи, как и внутри.

Он пытается притвориться, будто не вглядывается в каждую тень. Он решает, что это не важно. Ничего не важно. Смерть поджидает в машинах, в тихих школьных корпусах, под стылой поверхностью земли. Смерть повсюду, и только его призрака больше нет.

Когда поздним вечером он добирается, наконец, до своей комнаты, он весь покрыт ссадинами и синяками. Он даже подозревает, что в одном из ребер есть трещина, но он жив, а Люси теперь – только воспоминание.

Люси медлит на грани сна и яви, и тут воздух будто становится другим. Под опущенными веками царит восхитительная темнота, но так просто открыть глаза и впустить в себя тусклый рассвет, который медленно вползает в комнату Колин здесь, теплый и сонный. Каким-то образом ночью они успели поменяться местами. Она теперь у него за спиной, руки обвивают его вокруг ребер.

– Тебе разве не нужно вставать? – Она кидает взгляд на часы. – Ты опоздаешь.

Он поворачивается быстро, как кошка, и глаза у него полны страха и облегчения. И ярости.

– Люси.

Ярость?

Он хватает ее и притягивает к себе с такой силой, что она ахает, и прижимается лицом к шее. Она закрывает глаза, и быстрый стук его сердца отдается внутри ее пустой, безмолвной груди, и она чувствует себя наполненной, в крови будто пузырьки танцуют, как в шампанском. Он издает разочарованный звук, почти вой, будто он не может обнять ее достаточно крепко, не может заключить ее в объятия всю, целиком. Она смеется, толкает его на спину, но, когда она опускает взгляд, становится ясно: ему не до смеха.